Проклятый. Евангелие от Иуды. Книга 2

Горский подумал: говорить — не говорить, но все-таки добавил:

— И у нас…

— Ты сможешь вычислить заказчика? — спросил Дихтер.

— Или смогу или не смогу, — отозвался Горский. — Время покажет. Пока что радостных новостей две. Первая — ты можешь попросить директора оказать помощь Кацу совершенно открыто…

Дихтер усмехнулся. Умен, чрезвычайно умен, но ведь ребенок! Чистый ребенок!

— И вторая хорошая новость — я знаю, где искать того, кто организовал все эти танцы с диском… Но он не главная фигура — просто высококлассный хакер, который работает на заказ.

— И ты полагаешь, что он кого-то знает?

— Это уже не моя работа, Ави. Это уже работа оперативников.

— Ты доложил наверх?

— За минуту до того, как позвонил тебе. Сейчас работаем над его адресом в реале. Думаю еще минут двадцать-тридцать у него есть, но не более. Потом он — наша добыча! Если через этого доморощенного гения еще и идет координация все операции, то мы здорово облегчим жизнь Рувиму и компании.

— Спасибо, Вадим, — искренне поблагодарил Горского Дихтер. — Ты будешь в курсе дела?

— Конечно. Всю электронику этого типа привезут ко мне. Уж не знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы вскрыть все тайнички, но не думаю, что слишком много…

— А самого типа привезут?

— Зачем он мне? — спросил Горский с неподдельным удивлением. — Ногти рвать я не умею, для этого у нас другой отдел есть, а смотреть на него… так он мне неинтересен совсем.

— Если будет что-то новое, позвонишь?

— Позвоню. Слушай, Ави… А зачем ты летишь в Хайфу? Там и без тебя народу будет достаточно. Это уже давно не твой уровень решения вопросов. Распорядишься — и все сделают!

— Видишь ли, Вадим, — голос Дихтера в наушниках телефона звучал спокойно, — много лет назад, когда Египтянин еще не был профессором Кацем, а я был не политиком, а солдатом, Саерет Маткаль проводил одну операцию. Важную. И не щелкай клавиатурой, ты ничего по этому делу не найдешь еще лет двадцать, а, может быть, и никогда не найдешь. И вот, в ходе операции произошло… В общем, кое-кто облажался, чужая служба безопасности накрыла меня с уликами, и я уже готовился к тому, что с меня сдерут кожу живьем… А у Египтянина был приказ не светиться, а выполнить работу и уж потом, если меня не нарежут на дольки, заниматься спасательной операцией. Так вот… Он поменял очередность исполнения приказов, и потому я сейчас с тобой разговариваю.

— И подробностей не будет?

— Зачем тебе подробности, Вадим?

Горский засмеялся.

— Вот возьму и раздобуду! На спор! Но одно могу сказать уже сейчас: хорошо, когда тебе обязан жизнью министр внутренней безопасности…

— Бывший министр.

— Да хотя б и бывший! Все равно — хорошо!

* * *

Израиль. Хайфа.

Наши дни.

— Просыпайтесь, профессор! Мы приехали.

— А я уже давно не сплю…

Арин усмехнулась.

— Ну, да… Тогда храпел кто-то другой!

Рувим потрогал все еще распухший, синеватый нос и поморщился.

— Дождался! Ты первая женщина, Арин, которая говорит, что я ночью храплю. Кажется, мне все-таки сломали перегородку!

Он коснулся ладонью лба племянника.

— Как ты, Валентин? Жара нет. Болит?

Шагровский облизал пересохшие губы и покачал головой.

— Воды дайте.

После укола и беспокойного сна на заднем сиденье выглядел он хуже, чем вечером, когда покинул госпиталь.

Валентин сделал несколько глотков подслащенной воды и откашлялся.

— Не то, чтобы болит. Все ноет. Будто бы у меня внутри ка-риесный зуб.

— Дай-ка я погляжу… — приказал Кац. — Арин, дай мне шприц.

Повязка была желтоватой, но сухой. Профессор принюхался. Запаха гнили не было, но шов под бинтами выглядел неважно — покрасневший, налитой.

Рувим обработал рану антисептиком, снова закрепил повязку полосками подсохшего пластыря и ловко кольнул Шагровского в живот.

— Жить будешь. Но как только все утихнет, я отдам тебя врачам.

— Все так плохо? — спросил Шагровский.

— Ну, отпевать тебя рановато, еще побегаешь, но с нею, — он указал подбородком в сторону девушки, — на танцы сегодня вечером я бы тебя не пустил. Сколько у нас еще уколов с собой, Арин?

— Три.

— Значит, — констатировал профессор, — на сегодняшний вечер и на завтрашний день. Дать обезболивающее?

— Потерплю пока…

— Хорошо. Арин, сейчас справа будет «Мак-Дональде». Заезжай на драйв, надо перекусить. Кофе возьми большие. И сок. Денег хватит?

— Хватит, — отозвалась Арин, направляя джип в узкий проезд «Мак-драйва». — Куда потом едем, Рувим?

— Поднимемся на Кармель. Там у меня друг живет.

— Неплохо он живет[77], — заметила девушка.

— Да, уж… Неплохо, — нехотя согласился профессор Кац. — Как говорил мой русский друг Беня Борухидершмоер — чтоб нам так жить, как здесь страдают.

Он помолчал, пока Арин протирала лицо влажной салфеткой и, глядя на нее, спросил:

— Ты у нас, конечно, красавица, но скажи мне честно — я выгляжу так же?

— Не хочу тебя огорчать, дядя, — отозвался снизу Валентин. — Но в сравнении с тобой Арин только вышла от косметолога…

— Дай мне салфетку, — попросил профессор. — Моя покойная мама, светлая ей память, в таких случаях говорила: «Ты что? С кошками дрался?»