Проклятый и родной (СИ)

Одинсон всеми возможными способами старался снова не допустить ранее совершённой ошибки: он не лез к Локи со своей любовью, всё, что он делал, было ненавязчиво и деликатно, на уровне осторожного ухаживания. Он не хотел причинять брату беспокойство, но взгляды его от осторожных и незаметных становились всё более пристальными и пожирающими. Локи без стеснения переодевался, готовясь ко сну, Тор взял на вооружение его манеру и стал делать так же, позволяя брату наблюдать. А Локи смотрел, это уж точно! Хотя всякий раз пытался делать вид, что совсем не следил за ним. Спать в одной постели стало совсем легко. Они могли просто молча обнимать друг друга, Тор готов был отдать брату всё своё тепло, если потребуется, но чернокнижник не требовал много. Порой Локи отворачивался к стене лицом, как делал множество раз, но знал, что не замерзнёт: выждав немного, Тор всегда пододвигался ближе и обнимал, прижимаясь теснее. А Лафейсон улыбался, в душе опасаясь, что иллюзия в самый прекрасный момент исчезнет, как любой морок, и реальность свалится на него тяжёлым грузом.

Днём всё становилось проще, тягостные думы улетучивались в трубу и уступали место повседневным делам и заботам. Пару раз затапливали баню, и Локи с трепетом и опасениями ждал, что Тор снова решит действовать нахрапом, но Одинсон и тут проявил чудеса выдержки и понимания: он покорно выжидал время, за что потом удостаивался тёплого и благодарного взгляда. Но приходила ночь, и снова Локи одолевали беспокойные мысли. Ветер шептал о скором появлении очередных отчаянных орденовцев, и Лафейсон всерьёз стал задумываться о переезде, только Тора пока не беспокоил своими размышлениями на этот счёт.

***

Огонь был повсюду. Неистовое пламя ревело и гудело, жадно хватая в свои объятия всё живое и мёртвое. Небо сковала чёрная мгла, низвергающая на землю ярчайшие молнии, люди падали замертво, поверженные гневом языческих богов. Крики и заунывный вой звучали повсюду.

Локи с восхищением наблюдал мощь двух яростных стихий. Огонь беспощадным драконом вырвался на волю из разрушенных кузниц гномов, задышал полной грудью, наслаждаясь долгожданной свободой. Буйный ветер, забавляясь, лишь раздувал адское пламя его дыхания. Гудящий дёготь над головой, взбудораженный раскатами грома, испускал ярчайшие всполохи. Смертные бежали в ужасе, но скрыться от стихии так и не могли, она неминуемо настигала мужчин и женщин, отроков и глубоких стариков, они не могли ничего противопоставить языческим богам, лишь предпринимали тщетные попытки к бегству.

Локи чувствовал, как всё его тело прошивала ярчайшая непокорная энергия тёмного неба, как согревало и не обжигало пламя, и на его губах мелькала восхищённая улыбка. Шум и крики неожиданно стихли, Локи выхватил один тонкий звук — плач ребёнка. Он огляделся и узрел среди обугленных тел укутанного в алую ткань новорождённого. Колдун нагнулся и осторожно поднял ребёнка, покачал на руках.

Младенец с яркими, необыкновенно синими глазами внимательно и удивлённо смотрел на чернокнижника, нетронутого неудержимой стихией. Малыш улыбнулся, и Локи ответил ему тёплой улыбкой.

Мощь стихии нарастала, а Локи беспечно шагал вперёд. Обугленные тела складывались друг к другу, и вскоре стало понятно, что Локи поднимался всё выше и выше над землёй. Дёготь неба сливался ему под ноги, следом за ним шлейфом продвигалось пламя, а восхождение освещали всполохи молний. Ребёнок улыбался, уютно устроившись на руках колдуна, алая ткань стала мокрой, по рукам текло красное вино, взамен ткань преображалась, становилась чистой — белой.

Локи оказался на свежевспаханном поле, небо над ним украшала радуга, тёплый летний дождь орошал землю вокруг, многочисленные ростки пробивались к солнцу и потокам тёплой воды. Локи заслышал позади не скрывающего своё приближение человека, он опустил на твёрдую землю девочку лет пяти с пшеничными волосами, зелёное платье украшала тонкая золотая нитка. Девчушка стала звонко смеяться и кружиться вокруг своей оси.

Локи почувствовал, как его обняли сзади, и точно знал обладателя этих сильных и осторожных рук. Его вдруг охватило такое благоговение, что он стал смеяться.

Яркие краски преобразились в темноту, Локи чувствовал, как его тянули обратно, но перестать смеяться не мог. Его переполняло чувство радости. Лафейсон уже осознавал, что проснулся. Он успел сделать короткий вдох и снова, как в припадке, стал смеяться. Избу осветили несколько свечей, и над ним возникло два перепуганных лица: Тора и Эроса.

Одинсон даже не пытался что-то сделать, поскольку его изрядно шокировало поведение колдуна, а беспокойство Эроса лишь усиливало эффект. Наконец-то Локи отсмеялся, только губы так и растягивались в улыбке. Давно ему не было так весело.

— Я тебя разбудил? — виновато спросил Локи. — Извини.

— Ты в порядке? — с надеждой спросил Тор. — Нет, ты не подумай, я люблю, когда ты смеёшься, просто было как-то неожиданно, ты меня напугал.

Эрос мяукнул, подтверждая собственное замешательство. Лафейсон потрепал кота по чёрной голове, даря шальную улыбку.