Проклятый король и я

— Ваше величество! — бедняга побледнел, словно первый снег. — Аления добровольно выдаёт нашим соседям преступницу! Мы заявляем, что не имеем никакого отношения к совершённым этой женщиной злодеяниям! Её судьба — в ваших руках.

Едва король Алении произнёс эти слова, в зал ввели… герцогиню. Руки её были связаны за спиной, на шее висело ведро, полное жареных слизней.

Ох…

19-2

— Мы пришли говорить о дружбе, — вещал король Алении, приосанившись, отставив ножку, всем своим видом пытаясь донести до собравшихся важность момента. — Между нашими народами должен быть мир!

Стефан поднялся, нам со Златой тоже пришлось, дабы уважить «дорогих гостей». С серьёзными лицами мы слушали о том, насколько близко к сердцу принимают сердобольные соседи все тяжести и невзгоды, волею судеб свалившиеся на ПрОклятое королевство Стефана и его дочери, несравненной принцессы Златы.

Да уж… Пой, ласточка, пой!

Проникновенная речь потянула минут на тридцать. Зря я решила, что его величество король Алении вроде как с виду не особо обаятелен, внешность обманчива! Гостю удалось держать зал в напряжении и не побоюсь этого слова, произвести впечатление. Говорил он хорошо. С чувством.

Принц, пока родитель в поте лица своего упражнялся в риторике, не сводил с принцессы восторженных глаз. Правда, от подобных взглядов лично мне хотелось вымыться, хорошенько потерев себя мочалкой. Злата, похоже, была со мной совершенно согласна, хотя на самом деле юноша не делал ничего плохого. Пока…

— Я не пойду за него, — почти беззвучно, но злобно прошипела девчонка.

— Ни в коем случае, — так же тихо ответил ей Стефан. — Именно поэтому — улыбайся! Это приказ.

Я выдохнула. Наконец-то король-грач пришёл в себя, оставив идею с этим дурацким замужеством в прошлом. Счастье-то какое!

— Ваше величество, — продолжал Годрик пятый. — Позвольте мне всё же выразить свою обеспокоенность некоторыми моментами!

Главное, что беспокоило соседского короля (по крайней мере, так мне показалось) — запрет на продажу артефактов в Алению. И хотя ни слова не было сказано впрямую на сей счёт, догадаться было не трудно. Что ж, дипломатия — тонкая штука. Везде, даже в сказочных королевствах параллельных миров.

Тонкая и интересная. Вон они как запрыгали, голубчики! ПрОклятое королевство не прогадало, сделав ставку на артефакты. Местные маги в своё время изобрели множество приспособлений, делающих жизнь удобнее: от тех, что сохраняли свежесть продуктов до тех, что освещали дороги. Я вспомнила жуткий зеленоватый свет в зачарованном лесу. Если бы не он, мы бы оттуда живыми не выбрались.

Итак, жители Алении остались без привычного комфорта, так как ранее проданные артефакты, согласно соглашениям, которые пришлось прервать, подпитывались магической энергией. Годрика пятого можно понять, так ведь и до массовых волнений недалеко!

Злорадство — нехорошее чувство, пагубное. Я знаю. Но до чего же приятно, если бы вы только знали! Стефан не затеял войну, не поднял войско. Просто в Аленни испортились холодильные лари, в замках исчезли тепло, освещение, и прочая, и прочая, и прочая.

Именно это заставило наших «добрых» соседей всем сердцем прочувствовать чужую боль! Ещё бы…

На что вообще рассчитывал этот Годрик, когда прислал во дворец колдунью? Думал, дело выгорит, и ему за это ничего не будет? Не вышло!

Непонятно только, отчего с каждым мгновением мрачнел Гройцер. Стефан стоял у меня за спиной, его лица я не видела, но оно наверняка полно искренней доброжелательности. Иначе и быть не может.

Устав слушать короля-соседа, я перевела взгляд на баронессу. При первой нашей встрече она была в роскошном наряде и драгоценностях, красивая, злая, уверенная в том, что победит. Видела я её и в подвале у Гройцера, в магических кандалах, разъяренную, изрыгающую проклятия вместе с жареными слизняками, и каждый раз от этой женщины веяло силой. Мощной, необузданной! В какой-то степени я ей восхищалась, но теперь…

Мне было её жаль. Искренне. Преданная своими, она выставлена напоказ, словно редкое, ядовитое насекомое. Вопрос лишь в том, кому именно выпадет честь раздавить.

В карих глазах ещё теплилась ярость, но осознание предательства наверняка убило в душе всё, во что она верила. Кто знает, почему и ради чего она пошла на всё это? Любовь? Безысходность? Я вдруг поймала себя на мысли, что ничего об этой женщине не знаю, а значит, не имею никакого права ни осуждать, ни оправдывать.

Так нельзя. Нельзя так обращаться с человеком! Она ведь даже не может себя защитить, оправдаться, даже раскаяться не может, потому что…

Потому что я её заколдовала.

Наши глаза встретились, и я изо всех сил пожелала: пусть силы, что меня слышат, подарят ей свободу! Я даже не подумала, что будет со мной, Златой, Стефаном и всем ПрОклятым королевством, если она нападёт. Что будет с Патриком! С Кексом. Мне просто хотелось освободить нас обеих — её — от чудовищной несправедливости, себя — от чувства вины за нечаянное колдовство. По сути, мы ведь с ней сейчас похожи. Я ведь тоже ничего не могу — ни предотвратить неизбежное, ни отменить содеянное.

И вдруг…