Проклятый мир Содома

В бинокль я прекрасно видел, как тяжело переставляют они ноги, уставшие от долгого бега, как вздымаются их худые бока, а под кожей отчетливо выступают ребра. Видимо, с места ночного привала их с нечеловеческой безжалостностью гнали бегом без всяких остановок и пауз для отдыха. Позади сплошной колышущейся массы голов «ручных» лилиток виднелись длинные шеи и головы утконосых ездовых динозавров, в парных упряжках тянувших за собой вытянутые повозки, густо набитые воинами в полном вооружении древнегреческих гоплитов – скорее всего, теми самыми Волкодавами. При этом хвост этой колонны повозок терялся где-то далеко в поднимающемся над дорогой мареве раскаленного воздуха.

Казалось, что прямо так, с разбега, эта плотная толпа (а лилитки бежали по дороге именно толпой, а не строем) попробует броситься на наши ряды, чтобы с ходу смять и растоптать преградившее дорогу препятствие. Унтера и фельдфебели тевтонских спитцеров напряглись, готовые дать команду опустить пики к бою; но тут первые ряды лилиток примерно в пяти сотнях шагов от нас начали замедлять свой бег и останавливаться, выстраиваясь в неровную линию, также перегородившую весь промежуток от реки до опушки леса. Тяжело дыша, они смотрели на противостоящее им прекрасно вооруженное войско – и уже видели свою смерть на этих длинных граненых пиках, пока что безвредно задранных вверх. Напротив, грузные под тяжестью своих доспехов Волкодавы не спеша выгружались из своих повозок, и, несмотря на свою в общем неплохую защиту, отнюдь не торопились вставать в первые ряды.

Атмосфера сгустилась настолько, что казалось, сейчас без всяких усилий Анастасии меж нами и ими разразится жестокая гроза. Если во взглядах «ручных» лилиток я читал только усталость и обреченность, то Волкодавы смотрели в сторону преградивших им дорогу тевтонов с оскорбительным пренебрежением. Пройдет еще совсем немного времени – и их мнение о нас сильно изменится, но не только лишь все смогут пережить этот волнительный момент, как говаривал главный укроцицерон Виталя Кличко. Скорее всего, сегодняшнего полудня не переживет никто из этих заносчивых медноголовых кретинов; но у меня по этому поводу сейчас нет ни горечи, ни сожаления.

Секунды текли, но ничего не происходило; напротив, плотная толпа «ручных» лилиток по оси дороги начала расступаться в обе стороны, пропуская вперед запряженную «утконосом» коляску-одноколку. Понимая, что это прибыло вражеское магическое начальство, которое сейчас будет делать нам козью морду, я вытащил из ножен радостно зазвеневший меч Ареса и, не прекращая наблюдать за обстановкой, активировал энергетические связи внутри нашей магической пятерки. Разумеется, заклинание Колдуна можно было использовать немедленно, но для этого требовалось все же подождать некоторое время, пока наш маг-исследователь превращает заранее заготовленную мыслеформу в активное заклинание, нейтрализующее всю вражескую магию в радиусе примерно километра.

Оно, заклинание, уже появилось в середине нашей пятерки в виде призрачной мерцающей бледно-фиолетовой сферы, в которую Кобра, наш «главный энергетик», тут же начала вливать мегаватты своей мощи… В это время коляска с главным вражеским колдуном наконец выехала на пустое пространство перед строем «ручных» лилиток. Как только коляска остановилась, из нее выбрался невысокий седобородый старичок в высокой тиаре; в руках он держал явно тяжелый, чуть изогнутый массивный меч в ножнах, по виду похожий на древнегреческую махайру. Нет, это не я знаю, как выглядела знаменитая махайра, которой рубились всадники-гетайры Александра Македонского, сто лет она мне не сдалась. Это энергооболочка покойного Ареса дает мне подсказку, ибо бывший ее носитель если в чем и разбирался, так это в холодном оружии.

Освободив меч от раскрывшихся ножен (точно махайра, эрринии меня побери, только не стальная, а из какого-то темного сплава, похожего на бронзу), вражеский маг кивком подозвал к себе двух ближайших боевых «лилиток», которые тут же подошли к нему и, выпустив из рук оружие, покорно опустились на колени. Старичок, стоя вполоборота к нам, начал медленно поднимать вверх свой меч, и лицо его в этот момент имело такое же выражение, как у мучающегося с похмелья кирюхи, который вот-вот пропустит вожделенный стопарик. Было понятно, что сейчас прямо на наших глазах свершится жестокое убийство двух женщин, находящихся под заклинанием принуждения, а значит, заведомо беспомощных и лишенных возможности бежать или сопротивляться. Более того, произойдет не простое убийство, а богопротивное жертвоприношение, после которого последует нечто настолько мерзкое и отвратное, что у меня уже нет слов.