Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

Несмотря на возражение казака, он одним духом осушил его кубок. Ангел поспешил последовать княжескому примеру. Преданный Мечислав не заставил себя упрашивать. В отличие от Вишневецкого с Юрко, дворецкий принялся мелкими глотками вкушать дорогое вино, наполняя свое грешное нутро медленной отравой. Убедившись, что наперсник испил чару до дна, Казимеж облегченно вздохнул и пристально взглянул на малоросса. «А казачекто не так прост, как кажется. Не почуял бы свою погибель да не сбежал, когда карету будет стеречь,– с тревогою подумал князь, но, заметив, с каким вожделением тот уставился на спящую Елену, успокоился. – Нет, никуда не денется ублюдок, вона как его разобрало, даже об обещанной доплате помалкивает».

Закипая ревнивой злобой, он повелительно изрек:

– А теперь пошли прочь, – затем уже устало добавил: – Как же вы мне все надоели.

23

В чистом поле, у столбовой дороги, менее чем в полуверсте от предместья Варшавы расположился на вынужденный роздых отряд литовских шляхтичей полковника Озорчука. Три десятка воинов, собрать обещанную зятю полусотню Ян не смог – кое-кого пришлось оставить для охраны имения, коротали время, как могли. Большинство из них дремали, лежа прямо на траве, но не выпуская из рук поводьев нерасседланных коней. Лишь двое дозорных непрерывно следили за городской заставой.

Солнце уже зашло, сгустились сумерки, а приметная своею позолотой да белой мастью лошадей карета канцлера все никак не выезжала из столицы.

Сам полковник, усевшись по-турецки возле маленького костерка, предался свойственным его годам размышлениям. В пятьдесят лет воспоминания о минувшей молодости совсем свежи, но сама она уже безвозвратно потеряна. Казалось, будто бы еще вчера зеленым юношей ты покидал родимый дом, а вот уже и дочь замуж вышла, того гляди внуки пойдут. Как человек, проживший жизнь свою достойно, Ян ни о чем не сожалел. В каждом возрасте свои заботы, радости да печали. Раньше, правда, их побольше было: той же славы воинской и женской любви искал. Теперь все проще сделалось – лишь бы у Еленки ладно жизнь сложилась, а остальное уже мало волнует. Хотя, пожалуй, жаловаться грех. Муж дочери завидный достался – князь и один из первых богачей Речи Посполитой. Староват, конечно, летами больше ей в отцы годится, только тут уж ничего не поделаешь – красавцы молодые канцлерами всей Литвы не бывают. Одно плохо, шибко зять в междоусобицы встревать горазд. С всесильными князьями польскими враждовать задумал. Как бы лиха с ним какого не стряслось. Ну а муж ведь и жена – одна сатана. Случись что со Станиславом, тогда Еленке тоже несдобровать.

Насмешливый знакомый голос неожиданно прервал размышления Яна.

– Вы чего так беспечно разлеглись? Татарвы с казаками на вас нет, те б давно уж всех повырезали.

Потревоженный полковник поднял голову и увидал трех всадников, незаметно подкравшихся со стороны дороги, но тревога тут же уступила место радости. В вынырнувшей, словно из-под земли, троице Озорчук признал Гжегожа, Марцевича и Ежи, который после набега на имение Воловича стал одним из ближайших людей Шептицкого. Что-что, а искреннюю преданность да благородство души чувственный хорунжий ценить умел.

Ловко спешившись и обращаясь уже не столько к полковнику, сколько к его воинам, Шептицкий с укором заявил:

– Разленились вы, как погляжу, на новой службе. Отчего дозоры лишь у городской заставы выставлены? Никак, Варшаву штурмовать намереваетесь на сей раз?

Обнимая друга, Озорчук, как бы в оправдание своих бойцов, ответил:

– Так не на Дунае и не под Смоленском стоим, а у ворот родной столицы, чего ж нам опасаться?

– Сразу видно, пан полковник, давно ты в Варшаве не бывал. Здесь особо осторожным требуется быть, – с печалью в голосе промолвил Гжегож.

Поздоровавшись со всеми за руку, хорунжий прилег возле костра. Ему явно нездоровилось. Синеватые мешки под глазами, мелко дрожащие пальцы красноречиво свидетельствовали о том, что предположения полковника были справедливы, и за месяц, прошедший со дня Еленкиной свадьбы, Шептицкий не изменил своей пагубной привычке.

Более того, оказавшись на хуторе один, без Марыси, Яна и Елены, он впал в глубокую тоску. Причиною тому стало, конечно же, замужество принцессы их рыцарского братства. Гжегож был немножечко влюблен в Еленку, хотя никогда бы не признался в этом даже самому себе, хорунжий относился к ней всегда как к дочери. А потому, увидев старого приятеля ее мужем, Шептицкий шибко загрустил. Его собственная жизнь предстала перед ним в таком сером цвете, что не помогла и прирожденная мечтательность. Одним словом, пребывание на свадьбе да вызванные встречею с Воловичем воспоминания не пошли на пользу бывшему гусару. Заключив союз с зеленым змием, он принялся глушить свою такую же зеленую тоску. Дело шло уже к позорной гибели отчаянного шляхтича в вечной битве вина и человека, из которой никто и никогда не выходил победителем, но тут явился гонец Озорчука.