Как только стрелец вошел в горницу, Княжич сразу же узнал его. Это был тот самый бедолага, которого прибил Кольцо на постоялом дворе.
«А чутье меня опять не подвело, выходит, Бегич в самом деле ее муж. Везет же сволочам. Сам паскуда редкостная, а такую славную жену отхватил», – с горечью подумал Ванька. Однако, вспомнив о минувшей ночи, Машиной умелости в любви и ее намерении родить казачонка, он помимо воли самодовольно усмехнулся. И действительно, уж у кого у кого, а у него завидовать Евлашке не было причины.
– Мир твоему дому, – степенно изрек стрелец, кланяясь хозяину и боязливо оглядываясь по сторонам. Впрочем, увидев Машу, он тотчас же забыл про свои страхи да приличия и бросился к ней.
– Мария Николаевна, нашлась голубка наша, а мы уж всякую надежду потеряли. Как прознали, что тебя татары захватили, сразу же вдогон пошли и наткнулись посреди степи на нехристей порубленных. Враз смекнули, чьих рук это дело. Вот Евлампий Силантьевич и распорядился – езжайте по станицам, Марию с сыном разыщите, хоть из-под земли их достаньте. Не найдете – всех запорю. Ты же знаешь, он такой, он может.
– А где же сам-то муженек мой разлюбезный? – обиженно спросила Маша.
– В поселении разграбленном остался, к казакам ехать побоялся. У сотника еще с войны дружба с ними не заладилась.
Поняв, что взболтнул лишнего, стрелец взглянул на атамана и побледнел. Похоже, он тоже узнал лихого предводителя Хоперского полка. Не придумав ничего умней, косопятый вынул из кармана кошель и дрожащими руками протянул его Луню. К Ваньке доблестный царев слуга даже подойти не отважился.
– Нате вот, мы не абы как, мы за Марью Николаевну готовы выкуп достойный заплатить.
– Убери, – презрительно скривился пьяный сотник. – Некого тебе здесь выкупать. Нету на Дону невольников. Тут каждый в праве сам собой распоряжаться. Верно говорю, Иван?
– Да уж куда верней, – с угрозой в голосе промолвил Княжич.
Увидев, что стрельцова глупость может обернуться ссорой, Маша не замедлила вмешаться:
– Хватит, Федор, вздор молоть. Забирай Сергуньку да ступай на двор. Я сейчас выйду, с хозяином вот только попрощаюсь и поедем. В гостях, как говорится, хорошо, а дома лучше.
Закутав сына грозного начальника в свой кафтан, десятник поспешно удалился.
– Ты бы тоже вышел, – попросила женщина Луня.
Тот понимающе кивнул и покорно последовал за Федором.
– Вот и все, пришла пора нам расставаться, Ванечка, – печально сказала Маша.
Вспомнив, что она осталась без шубейки, Ванька распахнул сундук и вынул дорогую лисью шубу.
– На-ка вот, возьми на память обо мне.
– И что я мужу скажу?
– Скажешь, у станичников купила.
– Так он и поверит.
– Пускай десятник подтвердит, – посоветовал Иван и игриво добавил: – Федька-то в тебя, похоже, по уши влюблен.
– Есть такое дело, – шаловливо усмехнувшись, согласилась женщина. – Только ты не думай, что я Евлампию с первым встречным изменяю, со мной это впервые.
Не сказать, чтобы Иван поверил Марии, бабы мужние почти всегда так говорят, но он был ей благодарен за милое вранье. Покрыв жену врага пушистым, огненным мехом, атаман прижал ее к своей груди.
– Хорошая ты, Маша, не только телу, а и сердцу умеешь радость подарить. И все же странная какая-то любовь у нас случилась.
– Ничуть, – искренне возразила стрельчиха. – А что короткая, так это хорошо – даже поругаться не успели. Вон, как славно расстаемся, без единой червоточинки в душе. Куда уж лучше-то.
Расцеловав Ваньку в губы, она вырвалась из его объятий.
– Ну все, мне пора, не то Сергунька растревожится.
– Маш, а мужа твоего Бегич кличут? – неожиданно спросил Иван.
– Ну да, Евлампий Бегич.
– Ежели хочешь с ним и далее в согласии жить, лучше имени моего ему не сказывай, и Федора предупреди, чтоб помалкивал.
– Да я уж догадалась, что ты тот самый полковник, который его плетью отхлестал, так рубец через всю щеку и остался. Выходит, и тебе мой муженек успел нагадить, – печально улыбнулась Маша. – Ванечка, а ведь Евлампий грозился тебя убить. Коль еще раз встретитесь, поосторожней с ним будь, – с тревогой в голосе предупредила она.
– Да он уж раз пытался, только жидковат твой сотник против Ваньки Княжича.
– Не похваляйся, в спину стрельнуть ни отваги, ни умения большого не надобно.
Кивнув на развешенную над постелью орленую кольчугу, Мария чуть ли не с мольбою попросила:
– Возьми ее с собой, сердцем чую – пригодится.
– Возьму, коль просишь, – пообещал атаман.
На подворье они вышли вместе. Там их поджидал не только Лунь со стрельцами, но и Митька.
– Узнал, что уезжаешь, проститься вот пришел, – сказал хорунжий Маше.
– Спасибо, Дмитрий. Храни тебя господь. Максиму передай от меня поклон и Луке Лиходею.
– Ты что, по именам всех нас запомнила? – удивился Разгуляй.
– Конечно, я ж теперь за каждого из вас молиться буду, но и вы понапрасну там, в Сибири, не геройствуйте, постарайтесь воротиться назад. А то наши бабоньки совсем без настоящих мужиков останутся.
– Мы, Машенька, не мужики, мы казаки, – по привычке возразил Иван.