Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Да будет тебе, Ванечка, предо мною-то не надо выхваляться. Ты вон пред ними кичись, – кивнула женщина на стоящих за ее спиной стрельцов. – Дескать, мы казаки – воины вольные, а вы – холопы косопятые. Для нас же, баб, вы все мужики.

Взобравшись с помощью десятника в седло, Мария окликнула Сергуньку:

– Иди ко мне, сынок, – но малец шагнул не к ней, а к Княжичу и рассудительно, как взрослый, попросил:

– Дядя атаман, мне оружие какое-нибудь дай, вдруг опять татары нападут, а мне мамку будет нечем защитить.

Княжич вопрошающе взглянул на Машу, но та лишь сокрушенно покачала головой. На выручку парнишке пришел Митяй. Вынув из-за голенища свой кинжал, он протянул его Сергуньке.

– На, владей.

– Не надо, еще порежется невзначай, – встревожилась заботливая мать.

– Не боись. Вон, Ванька в его годы уже вовсю ордынцам глотки резал, – попытался успокоить ее хорунжий.

Принимая сына из рук Ивана, женщина испуганно спросила:

– Это правда?

– Правда, Маша. Твой Сергей собрался же маму защищать, ну а мне взаправду довелось это сделать.

Не стыдясь ни своего дитенка, ни стрельцов с казаками, Мария вновь поцеловала Ваньку.

– Удачи тебе, атаман.

– Славная бабенка, – восторженно изрек Митяй, провожая взглядом отъезжающих.

– И сынишка у нее хорош, – с печалью в голосе промолвил Княжич.

– Да ладно, не грусти, у тебя, поди, не хуже, – приободрил друга Разгуляй.

Сообразив, что проболтался от избытка чувств, он попытался улизнуть.

– Пойду купчишку выручать, не то девки бедолагу насмерть защекочут, – но Иван схватил его за рукав и с дрожью в голосе спросил:

– Что ты сказал?

– Вань, да я ведь толком ничего не знаю. Игнат тогда, перед отъездом нашим, сболтнул, будто бы Елена в тягости, потому и не поехала с тобой. Только он ведь мог приврать. Сам же знаешь – старик в княгиню до безумия влюблен.

– Добрый не соврет, на то он и Добрый. Но ты-то, сволочь, знал и молчал, а еще другом называешься!

– Ну, сказал бы я тебе, и дальше что? Отец Еленкиного сына, несомненно, ты, но муж-то у нее князь Дмитрий. Да тут еще Игнашка, старый черт, как банный лист пристал, мол, не суйся, пускай сами разбираются.

Ваньке сделалось не по себе. Как ни крути и что ни говори, а поступил он, в общем-то, паскудно – обрюхатил бабенку и сбежал, да еще виноватых ищет. Положив ладонь Митяю на плечо, Иван смущенно вопросил:

– С чего решил, что у нас сын, может, девка уродилась? По мне, так дочка даже интересней.

– Нет, – возразил Митька, принимая извинения друга. – Такие, как Еленка с Машкой, лишь сыновей рожать способны.

Лихой хорунжий ошибался. Ровно в срок, отмеренный природой, у Марии родится дочь, только он уже об этом не узнает.

– О чем спорите, браты? – спросил друзей знакомый голос. Разом оглянувшись, они увидели стоящего в воротах Лихаря.

– Здорово, Назар. Да мы не спорим, мы о бабах беседуем, – шаловливо пояснил Иван.

– Хорошо живете, весело, – улыбнулся Лихарь. – А у нас в станице скукота. Вот, решил к вам в гости съездить, печаль развеять, – тяжело вздохнув, он неожиданно добавил: – Все-таки странная штука война. Ну чего б, казалось, в ней хорошего? Кровь, смерть, боярская измена, наконец, но и без нее тоскливо. Сказать по правде, мне порою кажется что тот проклятый день, когда мы с польскими гусарами рубились, самым лучшим в моей жизни был. А ты как думаешь, Ваня?

– Лучший вряд ли, а вот самый памятный – это без сомнений.

– Да будет вам. Прям как старые деды, в воспоминания ударились. Какие наши годы? Все лучшее еще впереди, – заверил Разгуляй. На этот раз Митяй был прав. Самым славным в жизни Лихаря станет последний день, когда он с горсткой бойцов заступит путь уланам23 Маметкула и даст возможность войску Ермака укрыться за стенами Искера.

– Верно Митька говорит. Нечего зря время терять, пошли к Максимке. Он, паскудник, всех баб от Лиходея к себе переманил, – поддержал хорунжего Лунь, при этом пьяный сотник с опаскою взглянул на Ваньку.

– Ладно, погуляйте напоследок, – дозволил тот. – Но помните – завтра спозаранку выезжаем. Коль проспите, без вас уйду.

– И куда ж вы собрались? – осведомился Лихарь.

– Да тоже в гости, к Сибирскому царю, – нехотя ответил Княжич.

– Никак, от побратима весточка пришла? – догадался Назар.

– Почти что так. Купчишка, который Ермака сманил идти за Камень, вчера в станицу к нам пожаловал. Говорит, от казаков с весны ни слуху и ни духу. Мол, хотел подмогу выслать, да Грозный-государь воспротивился, отказался наотрез дать войско. Вот он к нам и обратился.

– Меня возьмешь с собой?

– Отчего ж не взять, коль просишь, – пожал плечами Ванька. – Только сразу же предупреждаю, это не шляхетская война, на которую нас царь благословил. В Сибирь идем наперекор его воли.

– Эка напугал, – усмехнулся Лихарь.

– Никого я не пугаю, но упредить обязан – сие дело очень смутное. Побьем сибирцев – хорошо, победителей не судят. Но ежели что не так – враз в ослушники определят, и все грехи на нас повесят.

– Тогда зачем на уговор купца поддался? – удивленно вопросил Назар. – Ты же не из тех, кто вопреки своим желаниям поступает.