Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Сам уже об этом думал. Нам, казакам, непривычно созидать, больше жечь да разорять приучены. Оттого царевы прихвостни и всполошились. Видать, соперников достойных в нас увидели. Только где же работящих мужиков достать. Я ведь Княжич, а не князь, холопов не имею, – сердито заявил Иван.

– Новосильцев говорит, – Добрый указал на дверь светелки, – что, мол, за озером раньше их деревня была. Ты бы съездил, посмотрел, авось кого отыщешь. Нам хотя бы кузнеца раздобыть. Плотничать-то я чуток умею. Смолоду, когда еще холопом был, доводилось избы ставить, а вот в железе ничего не разумею.

– Ладно, съезжу, попытаюсь кузнеца отыскать, – согласился Ванька.

19

На поиск мастеров есаул отправился в сопровождении Бешененка. Узнав о цели их поездки, Максимка одобрительно изрек:

– Это, атаман, ты правильно придумал. Захватим в плен холопов, и пущай себе работают, не самим же нам бревна катать.

– Дурак ты, из-под палки можно землю рыть заставить, а чтобы человек что-то настоящее сотворил, ему деньги надобно платить, – возразил ему Иван.

Объехав озеро вдоль берега, лед еще был тонок и Княжич решил не рисковать понапрасну, казаки увидели деревню, вернее то, что от нее осталось. Большинство избушек завалились напрочь, лишь с десяток ветхих строений были более-менее пригодны для жилья.

– Зря, похоже, я Игната послушал, никого мы здесь не найдем, – разочарованно подумал Ванька, но тут же встрепенулся. Ему послышался лязг железа, что доносился от самой дальней избы, из чердачного окна которой валил густой, сизый дым.

– Давай с того краю начнем, а то попрячутся в лесу, черти окаянные, лови их потом, – предложил Максимка, указывая плетью на раскинувшийся за убогим поселением густой зеленый ельник и, не дожидаясь согласия начальника, помчался к кузнице.

Спешившись у самой двери, была б она пошире, так въехал бы верхом, Бешененок без оклика и стука вошел в чужое жилище. В который раз уж подивившись его наглости, Княжич, сокрушенно качая головою, направился вслед за ним.

В кузнице, которая была одновременно жилой избой, трудились двое. Высокий, худощавый, но жилистый и, видимо, на редкость сильный, вроде Сашки Ярославца, мужик, одетый в черные от копоти штаны, весь прожженный искрами передник и обутый в лапти. Играючи вздымая огромный молот, он бил им о наковальню, на которой лежал багровый кусок каленого железа, на глазах у изумленного Ивана принявший вид подковы. Помогал ему отрок, наверно, сын, такой же тощий, как родитель. Поначалу Княжич толком его не разглядел. Голова мальца была повязана тряпкой, отдаленно напоминающей бабий платок, а торчащие из-под драной шубейки тоненькие ножки даже не были обуты, лишь замотаны в тряпье. На пришельцев малый даже не взглянул, отвернувшись к жаркому горнилу16, он принялся усердно раздувать меха.

Не сказав ни здравствуй, ни насрать, Бешененок ткнул хозяина плетью в бок, начальственно распорядившись при этом:

– Кончай подковы гнуть, поедешь с нами.

Мужик покорно положил молот и, с тревогою взглянув на мальца, дал Максимке по уху, да так изрядно, что лихой казак, звеня своей серебряной кольчугой, вылетел за дверь, затем повернулся к Княжичу, видимо, намереваясь обойтись с ним точно так же, но застыл, как вкопанный, упершись взглядом в черный глаз Ванькиного пистолета.

– Убивай, если хочешь, – тоскливо вымолвил кузнец. – Не хочу, но придется, коли будешь кулаками махать. Иль ты думаешь, что я, казачий есаул, побитым псом из твоей кузни побегу? – строго пригрозил Иван.

И тут случилось то, чего Ванька никак не ожидал, и что изрядно скажется на всей его дальнейшей жизни.

Жалобно воскликнув «Нет, не надо», малец метнулся к отцу, заслонив родителя своим тщедушным тельцем. Платок при этом сбился, и по худеньким плечам рассыпались длинные, льняные волосы.

– Дяденька, не убивай моего батюшку, коль не можешь жить без душегубства, меня убей, – заикаясь от страха, еле слышно прошептала девица, верней, не девица, а совсем еще девчонка. Глядя в ее зеленые, расширенные ужасом глаза, Иван подумал: «А ведь она на мою маму похожа», – и невольно опустил пистолет.

– Ишь, что удумала, дуреха, а ну-ка брысь отсель. Я пока еще сам в силах за себя и за тебя постоять, – прикрикнул на дочку кузнец, пряча в свою очередь ее себе за спину. При этом голос родителя, несмотря на все его старания, звучал не строго, скорее, ласково.

– Стало быть, вы казаки, а не просто разбойники, – обратился он теперь уже к Княжичу.

Как и всех станичников, Ивана не раз ругали вором, но обычно это делали купцы, дворяне, да всякий прочий служивый люд. Ваньке стало жутко интересно, что же думает о них, вольных воинах, простой народ, а потому он вопросил:

– А что, по твоему разумению, между казаками и разбойниками разница какая-то есть?