Проклятый род (СИ)

— Яночка, да зачем же ты так говоришь, будто с нами навеки прощаешься? — Вера расплакалась и бросилась к сестре на шею — она не хотела отпускать её в путь.

— Глупая ты у меня! Не прощаюсь я с вами, а лишь советы даю: лучше стылый холод в дороге, чем тепло в Ивановом доме. О крестах на карте знаю только я и дозорные, ещё настоятель и вы. Всё, что ратники видели, я вам на словах передала. Осторожнее будьте, бойтесь любого, кто встретится вам на пути. Хороших людей в мире мало…

— А если тебя вдруг схватят, Яночка? Если нападут на дозор, иль ещё беда какая случится? — не унималась сестра. — Сердечко за тебя болит, разрывается!

— Если люди Ивана меня схватить захотят — я не дамся. Карту сожгу, а сама…

Вера испуганно на неё посмотрела.

— Что сама?

— Спрячусь конечно! Как лисичка в норке укроюсь, и меня никогда не найдут! Ты не бойся за меня, я вас в обиду не дам. Слышишь, сестрёнка?..

* * *

— Много же вы нам не рассказали… — подытожил Серко.

— Мы боялись беды. Не хотели более никого к Монастырю приводить, — ответила Вера. — Людей из маленькой деревеньки не тронут, а о большой общине допрашивать станут. Думалось, что если схватят в дороге, так за такую ложь могут и отпустить…

— Наивные же вы, крестианцы! Тут уж без разницы, что вы скажете: хоть из малой деревни, хоть скитальцами назовитесь, а никто бы вас не пожалел. Любой Шатун убьёт за ружье и худые патроны. После моровых Зим цена слов невысока — из-за этого и скитальцы перевелись.

— Мы любого человека боялись, всех встречных людей стороной обходили. Выбирали тропы лесные, ведь от дикого зверя отбиться легче, но звери и не нападали. Мы шли к убежищу, на которое нам Яночка указала… Вот только с Навью довелось в лесу повстречаться, — Вера не смогла удержаться от грустной улыбки.

— Теперь о нашей встрече ты уже не печалишься, — заметил Серко.

— Хоть замёрзли мы и голодны были, но Господь защищал нас в дороге. Может Он послал Навь и этим сохранил нас от бед — неисповедимы пути… Так выходит, что без помощи Нави мы бы много раз сгинули. Яны в бункере могло не оказаться, а что делать дальше — не знали. Вернулись бы к первым отметкам, начали искать сестру в другом месте, а что в тех крестах тебе самому теперь ведомо: нет там Тепла, одно только горе и смерть. Но сейчас выбор стал ещё меньше…

Вера сказала последнюю фразу так, словно будущее для неё было ясным как день. Взгляд не отрывался от могилы старшего брата. Вместе с Михаилом она утратила последний шанс на спасение.

— Что же вы будете делать? — спросил Серко.

— Вернёмся в Монастырь, попросим Настоятеля к Тавритам нас не отправлять. Я не сдамся, но нет больше выбора. Мы не смогли найти Яну, и если только сестра жива, то пусть Господь проявит к ней милосердие, сохранит от страданий. Я уже ничем не смогу ей помочь, ведь осталась одна у Егорки. Яна была гораздо сильнее; видела этот мир, а я нет…

— Ты видела гораздо больше, — сказал парень и обнял Веру за плечи.

— Я поняла, что мир отчаянно нуждается в свете, — ответила девушка. — Люди не могут жить в вечной злобе. Рано или поздно Долгое Лето вернётся и тогда нам станет стыдно за свои прегрешения. За то, как мы жили и ради чего умирали. Найдётся тот, кто объяснит это людям, откроет глаза… И тебе нужен свет, Серко, я вижу, как ты страдаешь и делишь себя с диким Зверем. В Монастыре смогли бы помочь… — после этих слов охотник насторожился. В зелёных глазах Веры читалась надежда, что сейчас он поймет смысл сказанного. — Бог тебя не бросал. Пусть Навье племя хочет видеть в тебе только сильного Волка, но я вижу перед собой человека. И Господь тоже видит, ему ты можешь признаться в чём слаб…

— Я не слаб! — напрягся сын Нави. Он опасливо оглянулся на блуждающую рядом сестру.

— Чтобы такому как ты признаться в собственной слабости — надо быть очень сильным, — с улыбкой ответила крестианка, — нельзя разрывать душу надвое и пытаться жить с этой болью. Каждый из нас борется за судьбу, хочет её изменить. Борись и ты за себя, Серко! Борись против Волка!

Парень поражённо смотрел на хрупкую Веру. Он не ожидал от этой слабой, измученной девушки сильных слов. В пути она действительно изменилась, неожиданно для него повзрослела, учила Серко, призывала бороться. Охотник впервые почувствовал в Вере то, что всегда было частью характера Влады — желание выстоять, изменить предначертанное. Но Влада хотела этого лишь для себя, Вера же страдала за всех и за него в том числе. В этом Серко видел важное различие между сестрой и крестианкой.

Он спросил себя: кем всё-таки были те самые крестианцы? Как, имея такую душу они выжили во времена короткого лета; почему разделяли боль других, когда остальные пытались хранить только собственное Тепло? Охотник спросил себя, но не нашёлся с ответом, и, одновременно, ответ уже был в руках…

— Ты действительно хочешь спасти меня? — прошептал Серко, обнимая девушку крепче. Вера помедлила, но затем осторожно переплела пальцы с его грубой ладонью.

— Просто держи меня за руку и следуй за истинным светом…

— Я пойду к нему, если именно твоя рука поведёт…