Прокурор по вызову

— Не так быстро, справочник еще не загрузился. И кроме того, словосочетания всякие бестолковые поисковые системы обычно не находят.

— А как же быть? — растерялся Хмуренко.

— Нужно искать «Глеба», а потом в результатах поиска — «Евгеньевича».

— Что ж ты раньше не додумалась в Интернете порыться, раз ты такая умная?

— Это Миша у нас умный, но вы сами приказали ничего ему не рассказывать. Между прочим, если помните, я предлагала его подключить, а вы отказались. И как выяснилось — правильно сделали.

— Куда он там встрял? — спросил Хмуренко раздраженно. — В такой момент не хватало еще сопли кому-то подтирать!

— Свидетеля по делу Замятина убили, Миша попался следователю под горячую руку, получил по голове и раскололся. Выложил все, что знал. Сейчас в Склифосовского с сотрясением мозга.

— Погоди, ему что, этот шизанутый Турецкий по котелку съездил?

— Да. Вернее, Миша пытался сбежать, а он подставил ему подножку, и Миша грохнулся головой об асфальт. Так он, во всяком случае, говорит.

— Раз говорит, — значит жить будет, — уверенно сказал Хмуренко. — Что с Глебом Евгеньевичем?

— По Москве одно предприятие: ООО «Данко», генеральный директор Фурманов Глеб Евгеньевич, основные виды деятельности: экспортные поставки нефти и нефтепродуктов…

— Звони! Я не отключаюсь.

Через минуту Лада доложила:

— Сегодня работают. Ехать к ним или нужна моя помощь к сегодняшнему эфиру?

— Не нужна. Скажи своему знакомому из «Прим-ТВ», чтобы возвращал пять тысяч сдачи за Глеба Евгеньевича.

Инара. Сентябрь 1971

— У вас было время подумать. Вы ничего не хотите добавить или, может быть, изменить в своих показаниях?

Пятый уже допрос… Предыдущие были похожи друг на друга как две капли воды. На этот раз что-то новенькое. То ли следователю надоело задавать одни и те же вопросы и выслушивать одни и те же ответы, то ли обнаружились какие-то новые обстоятельства.

— Нет.

— А зря. — Следователь покрутил в пальцах карандаш, постучал им по столу, по папке с делом, минуту помолчал, пристально глядя на Инару. — Замятин повел себя более благоразумно. Он свои показания изменил — знаете, дружба дружбой, а за содеянное отвечать нужно по всей строгости закона.

Инара смотрела в окно. Лицо следователя было непримечательным, и, кроме того, он постоянно пытался перехватить ее взгляд.

— Мне нечего добавить.

— Значит… — Следователь полистал папку и процитировал из протокола предыдущего допроса: — «Бармин оскорбил вас нецензурной бранью, ударил по лицу, и вы убежали в лес в надежде отыскать другую группу туристов или, может быть, местных жителей, чтобы позвать на помощь». Правильно?

— Да.

— И практически всю драку вы пропустили?

— Да, я вернулась, когда Сергей, то есть Бармин, был уже мертв.

— Но начало драки вы все-таки видели?

— Я уже говорила: да, видела.

— «Бармин начал первым»…

— Да, он слишком много выпил.

Следователь захлопнул папку, обошел стол и уселся на краешек стола перед Инарой.

— Мы допрашивали его родственников и сослуживцев. — Тон его изменился, стал каким-то вкрадчивым или, наоборот, ироничным. — Мы вообще проделали большую работу.

— Я догадываюсь.

— Так вот, его мать и еще старший лейтенант Новоселов, его сослуживец, однозначно утверждают, что Бармин примерно за неделю до смерти говорил, что собирается жениться. — Следователь выдержал эффектную паузу: — Догадываетесь на ком?

Вот вам и новые обстоятельства, усмехнулась про себя Инара и, глядя следователю прямо в глаза, ответила:

— Нет.

— Своей будущей супругой он называл вас, Инара Руслановна. Вы это можете как-то объяснить?

Инара пожала плечами с совершенно равнодушным лицом.

— Видимо, у него просто разыгралось воображение.

— То есть вы не встречались?

— Мы учились в одном классе, дружили в школе. Естественно, мы встречались.

— Нет, я имел в виду: ухаживал ли за вами Бармин, делал предложение выйти за него замуж, давали вы ему повод делать такие предложения?

Инара сыграла непонимание и обиду:

— Никаких предложений он мне не делал, а если собирался, то я об этом не знаю.

— А если бы сделал, что бы вы ответили? — хитро прищурившись, справился следователь.

— Какое это имеет значение?

— Может, и никакого. — Он встал со стола и вернулся на свое обычное место: — Но мне интересно.

— Отказала бы.

— Из-за Оласаева?

— Из-за Оласаева.

— А Замятин?

— Что «Замятин»?

— Замятин никаких чувств к вам не испытывал?

Неужели этот кретин исповедовался на допросе? Интересно, что он мог сказать. «Бармин с Оласаевым сохли по Инаре, а она без меня жить не могла, хотя на всякие там ухаживания у меня из-за огромной общественной нагрузки времени совершенно не остается». Так, что ли?

— Я не понимаю, а это какое отношение имеет к смерти Бармина и к следствию? — устало произнесла Инара.

— Может, и никакого, — как бы согласился следователь, — а может, и самое непосредственное. Позвольте уж мне решать. Итак, я спросил о Замятине.

Инара терпеливо объяснила: