Прокурор республики

— Товарищи солдаты! — Толпа загудела, взволнованная и пораженная этим новым, непривычным еще, режущим слух словосочетанием. — Почти четыре года идет братоубийственная война, а за чьи интересы мы с вами воюем? Во имя кого мы должны погибать? Почему должны остаться сиротами, голодать, терпеть нужду наши дети? Народный гнев уничтожил царизм. Так не допустим же, чтобы плодами нашей победы воспользовались буржуи. Дома нас ждут матери, жены, дети. Они жаждут мира и хлеба. Давайте заставим наших угнетателей прекратить войну. Германским рабочим и крестьянам она так же ненавистна, как русским. Долой войну! Да здравствует революция!

Это был Крыленко. На одном из участков солдаты под его руководством перешли линию фронта и направились к немецким окопам, размахивая флагами белым, символом мира, и красным. Навстречу, увязая в рыхлом снегу, бежали немцы. Без оружия.

Широко раскинув руки для объятий…

Весть об этом братании облетела фронты. Имя Крыленко, неведомого дотоле прапорщика одной из тысяч воинских частей, приобрело всеармейскую популярность.

И снова Таврический дворец, как четыре года назад.

На хорах — возбужденная, говорливая, напряженно слушающая ораторов и оживленно, по-хозяйски обсуждающая каждое слово рабочая, солдатская масса. А он, Крыленко, не таясь, с полноправным мандатом — в зале. На Первый Всероссийский съезд Советов его послали солдаты 11-й армии. Они наказали ему требовать передачи всей власти Советам, конфискации прибылей капиталистов, нажившихся на войне, но прежде всегонемедленного мира. Немедленного и безоговорочного мира!

Совсем еще недавно в этом самом зале безнаказанно поносили большевиков. А теперь, облеченные доверием миллионов людей, сто пять большевистских делегатов представляют уже не сегодняшнюю — завтрашнюю Россию: Россию социалистическую.

Среди них — Ленин.

Когда меньшевик Церетели, поглаживая пухлой рукой свою окладистую бороду, заявил самоуверенно, что в России нет сейчас политической партии, которая сказала бы: дайте в наши руки власть, и стоящие перед страной проблемы будут решены, — из зала раздался голос: «Есть такая партия!» Это партия большевиков.

Хотя на этом съезде все еще верховодят враги революции, многим уже ясно: соглашатели все больше теряют опору в массах.

Бывший адвокат, а ныне военный министр Керенский держит речь, театрально засунув правую руку за борт френча: ну чем не Наполеон?!.

— Истерзанная войною страна жаждет мира. И мы, народные избранники, сознавая свою ответственность перед Россией, торжественно заявляем: нет для нас более важной задачи, чем обеспечить народу мир. Но мира не просят, его завоевывают. Перейдя в наступление и разгромив противника, мы можем понудить его к переговорам, продиктовав на правах сильного условия грядущего мира.

Оратор он был, конечно, отменный. Речь лилась плавно, легко, голос то возносился до комариного писка, то стремительно падал вниз, точно кувалда. Керенский бил себя в грудь, пританцовывал. Пот лился с него градом, он отирал его изящным атласным платочком. Какие-то барышни на хорах восторженно визжали, швыряя к ногам своего кумира букетики нежных фиалок.

Крыленко едва сдерживал ярость. Ленин — он сидел на ряд впереди обернулся:

— Николай Васильевич, вы прямо с передовой.

Ответьте господину министру…

— Долг каждого офицера, который предан родине и революции, — кричал Керенский, прижимая к сердцу фиалки, — вселить в солдат боевой дух, поднять их в решительный бой против агрессора.

Председательский колокольчик захлебнулся в топоте ног, в гневных выкриках и аплодисментах. Крыленко узнал его — этот самый колокольчик не выпускал из рук блаженной памяти Родзянко, когда с трибуны выступали большевистские депутаты.

— Позвольте мне!.. — мощный голос из зала перекрыл шум.

Все обернулись. Бритоголовый крепыш с погонами прапорщика уже шел через проход к трибуне.

— Ваше имя? — крикнули из президиума.

— Крыленко, большевик, — ответил он, подняв высоко над головою свой делегатский мандат.

Зал утих.

Керенский сидел сбоку, почти рядом с трибуной, в упор разглядывая незнакомое лицо безвестного офицера.

— Военный министр требовал, чтобы мы вели солдат в наступление. Он даже назвал это нашим воинским и революционным долгом. Так вот, господин Керенский, я, прапорщик Крыленко, хочу вас уведомить, что делать этого не буду, потому что солдаты воевать не хотят. Милости просим на фронт, господин министр, попробуйте сами поднять их в атаку. Посмотрим, как это у вас получится…

Что тут началось!.. Многие повскакали с мест, кричали, потрясая кулаками: «изменник», «немецкий агент»… Словно бы ничто не изменилось: и выкрики были те же, и, кажется, с тех же скамей…

Но нет, кое-что все-таки изменилось. Председатель не посмел лишить его слова, как это сделал бы Родзянко полгода назад, а военный министр, вместо того чтобы пригрозить полевым судом, снова полез на трибуну оправдываться.