Её глаза вновь влажно заблестели. Мы смотрели друг на друга бесконечно долго. По-человечески было бы не продолжать разговор дальше, не ранить её ещё сильнее, но я понимал, что если сейчас не расставлю все точки над рунами, то никогда не прощу себе этого. Это первый и, возможно, единственный шанс объясниться с женщиной, о которой я грезил все эти годы, по-настоящему.
— Но ты же сама чувствуешь, что это правда, Лиз, — наконец выдохнул я, глядя, как от боли исказилось её лицо. — С Уи-лын-крызом тебя связывали самые обыкновенные деловые отношения. Обернись на прошлое и проанализируй, ты поймёшь, что я прав. Что касается октопотроидов в целом… Я не вру. Даже эти посадки на Хёклу… Ты же понимаешь, зачем они здесь останавливались?
— Я уже говорила, — растерянно пробормотала Лиз. — Они покупали электронику… На Танорге высокие таможенные сборы для рас, не входящих в состав Федерации Объединённых Миров…
— Наркотики, они торговали наркотиками, и ты это прекрасно знаешь.
— Да нет же…
— Вспомни, какие были контейнеры. Герметичные и без опознавательных знаков, как если бы они передавали что-то порошковое, или обшитые мягким материалом, чтобы не побились платы и микропроцессоры?
Элиза растерянно открыла рот и так же его закрыла. Её мир рушился. Я буквально видел на дне её зрачков, как камень за камнем низвергался замок, в котором она жила. Стены, к которым привыкла. Всё то, что она считала своим, почти родным, всех тех, с кем общалась по жизни… Лёгкая трещина сомнений, которую я зародил в ней ещё два месяца назад, сейчас разрослась до гигантской зияющей дыры. Кирпич за кирпичиком обрушивалась её вера, надежда, привязанности к так называемым друзьям и коллегам, членам экипажа, с которыми путешествовала. Ведь все они ей врали годами напролёт. Мой последний аргумент стал сродни молнии, которая ударяет в самое уязвимое место и мгновенно поджигает крышу. Мне было бесконечно жаль её, но в то же время я понимал, что она должна знать правду, какой бы горькой она ни была.
— А что касается женщин, то у меня их не было… до самой Академии Космофлота. Я тебя не обманывал. Уже во время учёбы, каюсь, были, и много… Понимаю, это очень плохое оправдание, но я был уверен, что потерял тебя. Я думал, это поможет мне забыться.
Алесса прикусила пухлую нижнюю губу, погрузившись в себя, а я наконец откатился набок, давая ей возможность свободно двигаться.
— Эрик?
В женском голосе прозвучало неподдельное удивление.
— Я же сказал, что как только ты согреешься, я отпущу тебя. Всё, спи давай, пока тёплая. Если снова замёрзнешь, говори, я тебя согрею. Как в старые добрые времена на М-14.
— Да… конечно. Спокойной ночи, — немного неуверенно отозвалась Алесса.
Я дождался, пока услышу её ровное глубокое дыхание, накрыл сверху собственным пледом и уснул тоже.
Отвернувшись от Эрика, Алесса думала о том, что, похоже, судьба вновь решила над ней поиздеваться. Когда этот невыносимый мужчина нагло придавил её к полу, а затем и вовсе как ни в чем не бывало предложил заняться сексом, чтобы согреться, в неё будто кипятком плеснули. Даже среди ночи от него полусонного исходила невозможная, истинно мужская энергетика, на сопротивление которой уходили все её силы. А уж когда он наглядно продемонстрировал каменную эрекцию, стало вообще не до смеха. Как можно настолько интимные вещи говорить почти что небрежно? Как будто ему всё равно, что будет дальше? Будет секс — хорошо, не будет — тоже сойдёт. От того места, о которое Эрик потёрся, стремительно распространялся огонь, вызывая пульсирующе сладкие и тугие спазмы внутренностей. От его низкого будоражащего голоса натянулась кожа на шее, и мельчайшие волоски по телу встали дыбом. Искушение-пытка. Тело кричало «да!», разум — «ни в коем случае!»
Если в первый раз, на Ионе, всё произошло стремительно, и она могла относиться к этому как к случайной интрижке, чувствуя себя на все сто процентов Алессой Мариар, то сейчас предательское сердце давало сбои. Оно и так жалко трепыхалось от каждого взгляда на Вейсса, от его проникновенного, соблазнительного и одновременно вкрадчивого голоса, от того, как выступают золотистые вены на крепких руках, когда он закатывает рукава рубашки, обнажая мускулистые руки, как двигается острый кадык, когда он сглатывает. От шершавых пальцев, от высоких скул и мягкой малиновой кисточке на хвосте…
Прокурор резко себя одёрнула.
Нельзя влюбляться в такого мужчину! И уж тем более нельзя с таким повторять интим. Для них женщины — лишь короткие эпизоды в жизни, которые легко забываются, а вот для неё это станет фатальной ошибкой. И так десятки лет подсознательно сравнивала мужчин с Эриком, а что будет теперь? Конечно, если они найдут способ выбраться с Хёклу. А если не найдут?..