Прокурор с Эльтона

Я попытался положить пену на грудь, но лифчик мешал. Крупный шмат воздушной белой жижи, вместо того чтобы лечь в ложбинку, смачно шлёпнулся на пол. Недолго думая, содрал бюстье с жены и основательно размазал лекарство по нежной коже.

— Это всего лишь поверхностные царапины от когтей. Они у всех птиц острые, это нормально. Надо же им как-то на местных кристаллах сидеть. Неужели тебя никогда не царапали кошки в пылу игры?

Медицинская пена с шипением всасывалась в кожу, дезинфицируя и затягивая раны. В наиболее глубоких местах порезов тут же образовывалась тонкая серебряная плёнка — искусственная кожа, которая отслоится, как только под ней вырастет настоящая. Такая технология позволяла избегать инфицирования в будущем и на корню пресекала возникновение шрамов. Я повторно растёр ладонью пену по тяжёлому правому полушарию, чтобы «серебро» взяло даже самые тонкие царапины. Розовые ареолы съёжились в горошины. Пальцы машинально обвели кругляшок ещё раз.

— Эрик?

— М-м-м?

Невозможно серьёзные бирюзовые глаза Алессы-Элизы смотрели прямо на меня.

— У тебя руки дрожат.

— Да, дрожат, — подтвердил я, так и не убрав ладонь с её груди. Зачем отрицать очевидное? — Я безумно испугался потерять тебя. Снова.

— Я же объяснила, это желточницы…

Алесса-Элиза говорила что-то ещё, а я не мог сосредоточиться на её словах. В голове всё ещё билась мысль, что я мог потерять Элизу. А если бы это оказались не желточницы, а очень опасные хищники? Если бы она вновь погибла на моих глазах? Только уже по-настоящему?! И виноват во всём был бы только я… От этих вопросов волоски вставали дыбом по всему телу, а дурнота подкатывала к горлу. Кого я обманываю? Все эти годы я любил Лиз, хотя отрицал этот факт даже перед самим собой. Часто смотрел на её фотографию, но при этом хранил в архиве в запароленной папке на коммуникаторе. Даже моё подсознание нет-нет да и вытягивало её образ во снах. Девяносто шесть лет мне снилась Элиза…

Девяносто шесть лет.

Неважно, что мы всё это время жили в разных секторах Вселенной и значительно изменились. Когда Алесса-студентка-с-юридического попросила помощи у знаменитого адвоката, меня уже тогда потянуло к ней. Вопреки всякой логике и доводам разума. Вопреки тому, что она оказалась прокурором и связь с ней могла отразиться на моей карьере так же, как в конце концов отразилась на её. Мы притянулись друг к другу, как два объекта с противоположным зарядом. Как две галактики, чьи траектории пересекаются. Как две половинки единого целого. Это было неизбежно.

Алесса-Элиза была прекрасна, несмотря на бурые разводы на теле, клоки пены, растрёпанные и перепачканные во влажном песке пурпурно-малиновые волосы. В частично пробивающемся сквозь иллюминаторы бледно-голубом свете кристаллов часть прядей казалась того самого невероятного насыщенно-синего цвета, который я помнил у Лиз. Наполовину обнажённая, она больше всего напоминала русалку. А ещё от неё одуряюще пахло спелой ежевикой. Алесса-Элиза говорила, что-то объясняла, жестикулировала, при этом её глаза блестели, а на щеках играл румянец. Она закончила фразу и машинально облизала пухлые губы.

Такой короткий жест, но меня буквально прошибло электрическим зарядом. Тем самым, который скопился на моей стороне. Выплеснувшийся в кровь адреналин всё ещё искал выход, и это короткое движение стало первой и последней искрой. Той самой молнией, которая разрывает километры пространства и на миг соединяет электрические поля стратосферы и поверхности земли.

Я накинулся на губы Алессы как одичалый. Вдавил в своё тело, сжал её и остервенело целовал, целовал, целовал… Губы, глаза, шея, грудь… Сознание сгорело в ударе молнии, осталось лишь безумное, почти первобытное желание обладать этой женщиной. Быстрее, глубже, сильнее… Мгновение — юбка полетела в сторону, а Алесса была беспрекословно уложена на лопатки. Да уж, я думал, что у меня секс был везде, но, как оказалось, — ошибался. На полу багажного отсека истребителя его ещё не было. Впрочем, в тот миг мне было всё равно, где и как, главное — с кем. Секс между нами не был ни капельки похож на чувственный и медленный первый раз в пентхаусе. Я вёл себя как необузданный ненасытный дикарь, первый раз в жизни дорвавшийся до женского тела. Как одурманенный ларк на традиционной хайде. Как оголодавший хищник, которому впервые дали пищу за много дней. Разум, интеллигентность, воспитанность, утончённость, цивилизованность, деликатность — всё сгорело к шварховой матери в жидком адреналине, кануло в лету, осталось ненужной шелухой.

Никогда в жизни я не желал ни одну женщину так, как Алессу-Элизу. Никогда в жизни мысль об обладании женщиной не въедалась так глубоко в меня.