Прокурор

— Ладно, — кивнула женщина. — Но материи осталось всего на тридцать пар, — предупредила она.

— Виктор подкинет, — ответил Евгений Иванович.

Загрузив внушительный сверток в багажник, поехали на другой конец города. И снова — частный дом. На этот раз их встретил пожилой мужчина на протезе. Евгений Иванович называл его по отчеству — Дмитричем. Они забрали из машины сверток с джинсами. Дмитрич повел их не в дом, а в просторный сарай, в котором от стены до стены висело множество веревок. На них, как в казарменной прачечной, было развешано множество брюк. Но не солдатских, конечно, а все тех же джинсов. Тут же стояло большое корыто с мутной серой массой.

— Твой крахмал, — похлопал Берестова по плечу Евгений Иванович.

Он, как и в предыдущем доме, сказал хозяину, что впредь при передаче и получении товара его заменит Виктор.

Дмитрич, отчаянно скрипя протезом, снял с веревок высохшие джинсы и стал упаковывать в тюк.

Анегин, взяв одни брюки, подал Берестову:

— Поставь на пол…

Виктор поставил. Крепкие, негнущиеся, они стояли колом.

— Ткань наша не та, — цокнул языком Евгений Иванович. — Вот и приходится сильно крахмалить. Эх, достать бы импортную!..

Оставив Дмитричу взятую у Оленьки партию для накрахмаливания и прихватив уже обработанные, они направились за город.

Дом, к которому они подъехали, уже был знаком Берестову. По тому вечеру, когда они привозили жену Зарембы на дачу к Боржанскому. Тогда Анегин оставил здесь сверток с кожей.

На этот раз они тут ничего не оставляли, а только взяли.

Молодые парни-двойняшки, различить которых было так же трудно, как две тарелки из сервиза, производили фурнитуру для джинсов. В доме была оборудована целая мастерская с небольшим прессом, станками, штамповочным и другим устройством.

Они передали Анегину и Виктору коробки с «фирменными» пуговицами и разными металлическими нашлепками, которые не могли не привести в восторг помешанных на иностранных вещах.

И, конечно, лейблы. Какие заманчивые, призывные надписи были на этикетках! «Монтана», «Леви», «Супер Райфл», «Ли», «Вранглер»… Короче, выбирай, что нравится!

— Не отличишь от настоящих, правда? — похвастался перед Берестовым начальник СЭЦа.

Близнецы-умельцы при этом скромно молчали.

— Шик! — подтвердил Виктор.

С фурнитурой и накрахмаленными джинсами направились снова в город. Окончательной операцией занималась чета средних лет — муж и жена. Они пришивали к брюкам молнии, этикетки и другие украшения. И тщательно утюжили.

Демонстрируя Берестову готовый экземпляр «импортных» брюк, Анегин спросил:

— Ну, как джинсики?

— Полный отпад! — восхищенно покрутил головой шофер.

Готовый товар повезли к Евгению Ивановичу домой.

— Как видишь, — сказал в машине Анегин, — твое новое дело не хитрое.

— Вроде бы, — кивнул Виктор. — Оленька шьет, Дмитрич крахмалит, у этих близняшек забирать разную там шелупонь и отвозить на заключительную доделку…

— Отлично. Готовую продукцию — ко мне.

— А где брать материю? — поинтересовался Виктор.

— У меня. Башли тоже я выдаю. — Евгений Иванович загоготал: — В конвертике! Как в лучших фирмах на Западе!..

* * *

От Юры пришла телеграмма: «Порядок танковых частях целую студент МГУ Гранский».

Телеграмму принесли рано утром. Инга Казимировна до того разволновалась, что за завтраком не притронулась ни к чему, только выпила чашку кофе.

— Ну, что я говорил? — торжествовал Кирилл Демьянович. — Протекция не понадобилась! Так что, мать, надо собирать чемоданы! В Москву, в Москву! Как любили говаривать чеховские героини…

— Прямо бы на крыльях полетела, — вздохнула Инга Казимировна. — Но…

На работу она отправилась в растерянных чувствах.

«Странное дело, — размышляла Гранская, — столько ждала этого момента — и все равно неожиданность».

Было радостно, но в то же время вставал вопрос: что дальше? Ехать в Москву, к сыну? Остаться? Оттягивать решение дальше было невозможно.

В прокуратуре сразу заметили ее состояние. А узнав новость, каждый, естественно, счел нужным поздравить.

— Ну что ж, мой тезка не подкачал, — высказался по этому поводу Юрий Александрович Коршунов, появившийся у следователя в середине дня. — Жаль только, что не пошел по вашим стопам. Мой Валерка категорически заявил, что будет милиционером.

— Сколько ему?

— Пять, — усмехнулся старший лейтенант.

— Значит, решение твердое! — рассмеялась Гранская. Потом уже серьезно добавила: — Вообще-то мой Юрка скорее исключение. В Ленинграде в Институте усовершенствования следователей провели опрос. Большинство ответило, что их дети тоже хотят стать следователями… Ну, я вижу, у вас есть что-то новенькое?

— Так точно, — кивнул инспектор. — Удалось кое-что установить из прошлого Боржанского… Во-первых, из Кривых Бугров он не сразу отправился в Таджикистан, а тринадцать лет обретался в Химках, под Москвой. Между прочим, никто не помнит, чтобы у него были пятна, я имею в виду витилиго…

— И чем он занимался в Подмосковье?

— О-о! — протянул Коршунов. — Делец был отменный! Сначала занялся изготовлением ковров. Он ведь неплохо рисовал… Помните, после войны красавицы у пруда с лебедями, на клеенке?