Опустил ружье, вновь двинулся к темневшей впереди открытой настежь двери. Сделал полсотни шагов и обмер: с колокольни смотрели сразу две фигуры. Большая и маленькая. Физиономии белеют.
– А давай, пустим его отсюда!.. Пусть летит, будто он голубь мира…
Голос раздается по-весеннему отчетливо. Но второй голос не согласился. Пробормотал что-то невнятное, и вновь наступила тишина. Обе фигуры отошли к другой стороне.
Сергеич продолжил путь. Темный проем впереди казался спасительным. Конечно, то, чем Сергеич занят – это все от начала и до конца самодеятельность. Наказывать надо за подобные поступки, и он это знает, но поделать ничего не может. Мог бы позвонить домой или, например, в полицию и заявить о происшествии. Но это до него не дошло. Зато сейчас вспомнил. Пенек и есть. С глазами…
Ступенями крыльца поднялся к проему, вошел и замер, вжимаясь в угол и уже ничему не удивляясь. Надо привыкнуть к темноте. Решив поступить именно так и во что бы то ни стало, остается лишь действовать. Те, кто стрелял с колокольни, могли быть обыкновенными хулиганами, о которых плачет местная районная каталажка. Значит, залезли на колокольню, потом залили шары и давай стрелять для развлечения. Но чтобы стрелять с такой точностью, нужна снайперская винтовка. И боеприпасы. Кроме того, с какого-то боку у них наверху третий, которому бьют прикладом. Возможно, даже по зубам.
Цезарь стоял рядом и нюхал воздух, наплывавший из глубины здания. Пахло свечами, ладаном и мышами. Стойкий запах. Столько лет прошло после закрытия церкви, а до сих пор не выветрился. Лушников шагнул в боковой проем, нащупал ногой ступени и стал подниматься. Цезарь следовал рядом, задевая Лушникова за ногу. Кругом абсолютная темнота. Прошли двумя лестничными маршами, осторожно ступая и приближаясь к чердачному помещению. По ступеням лежат крошки битого кирпича. С одной стороны тянется стена, с другой – перила.
Поднялись на чердак. Сверху угадывается слабый размытый свет. Там колокольня. Сергеич точно знает. Приходилось бывать когда-то. Осталось всего лишь три лестничных марша. Двое бубнят наверху. Заискивающе звучит голос третьего. И, кажется, среди них женщина. Говорит так, словно она истина в последней инстанции. Четко и однозначно.
– Заткни ему рот, чтобы не бормотал. Надоело слушать…
Мужик как-то странно всхлипнул и замолчал. Доносится лишь сопение. Это даже неплохо, когда так громко свистят ноздрями. Значит, нет насморка, и человек не задохнется от недостатка воздуха.
– Уходим… – снова раздался женский голос.
Интересно, сколько ей лет.
– Надо проверить, – сказал молодой мужской голос.
– Естественно… – Женщина согласилась. – Проверим и после этого сразу уходим.
Наступила минутная тишина. Потом замычал мужик.
– Не ори. Ничего тебе мы не сделаем… Шагай.
Сергеич пятился. Опустился назад, к потолку, шагнул на него с лестницы. Вильнул под нее, нагнувшись. Присел и затаился, чувствуя на лице липкую паутину. Не хотелось встречаться сразу с тремя на узкой церковной лестнице. Пусть даже если один из них – пленник. А может, и не пленник вовсе, а не поделили между собой что-то.
– Шагай, пока я тебя снова не угостил… – ворчит мужик.
В ответ испуганное мычание. Значит, не друг. Не товарищ и не брат, если так с ним обходятся. Лушников удерживал руками собачью морду. Дернется и начнет лаять. Тогда остается только одно – стрелять из своей фузеи.
Те шли сверху вниз, скрипя деревянными сухими ступенями. У самой головы. За шиворот сыпалась пыль.
Лушников терпел. Дождался, пока спустятся с чердака, вышел из укрытия и стал подниматься на колокольню. Забрался. Присел на колени и стал осматривать крошечную площадку.
Гильзу не нашел. Лишь несколько окурков валялось и мятая газета. Намусорили. Газету свернул и сунул себе в карман. Потом выглянул через западный проем, стараясь разглядеть их внизу. Вот они вышли. Двое в темных матерчатых масках. У одного из них в руках продолговатый предмет в чехле. Третий связан, припадает на ногу. Позади него стоит охранник, широко раздвинув ноги. Упасть боится. Гигант. Хотя даже отсюда видно, что у него рост – метр с шапкой. Откуда только такие карлики берутся. Так бы, кажется, и пожалел из ружья картечью, чтобы впредь не рождались таки. Маленькие. Въедливые. А ведь наверняка настрогает себе подобных.
Сергеич с трудом дождался, пока трое теней исчезнут среди деревьев, и стыл быстро спускаться. Цезарь на этот раз шел впереди.
Спустились и пошли прямиком – через сады, перелезая через ограды, подныривая под колючую проволоку. Идти вкруговую не было времени.
Подошли к своей даче с другой стороны и стали смотреть вдоль линии. Темнота. Ничего не видно. А ведь те хотели что-то идти проверять. Наверняка Сергеича.
Лушников не знал, что делать. Либо наблюдать за дачей со стороны, либо войти внутрь и закрыться изнутри. Неужели станут штурмовать здание.
Наконец не выдержал и пошел вдоль линии с ружьем наперевес. Цезарь шел рядом, шевеля ушами и норовя тявкнуть. Однако сдерживался, тихо ворча. Тонкий собачий слух улавливал далекий шорох шагов.