Прокурорский надзор

Вечером в комнату входит бегавший за почтой Стасик и кладет передо мною маленький бумажный листочек. Повестка в Туапсе. В указанное время мне необходимо быть в межрайонной прокуратуре у следователя Апонасько. Не скажу, что повестка вселяет в меня какие-нибудь надежды, но все-таки какая-то определенность…

Боря Гудков, работающий на автобазе «Турист», договаривается с шофером, везущим экскурсию в том направлении, и вот я уже сижу на переднем сиденье мощного «Икаруса», набитого туристами. Давно не ездил я по этой дороге!

В Туапсе приезжаю вовремя. Без труда нахожу прокуратуру. Здесь меня принимает молодой невысокого роста крепыш. Оказывается, следователь Апонасько выехал в срочную командировку и оставил для меня бланк допроса, который я должен заполнить собственной рукой, отвечая на вопросы, задаваемые по подготовленному списку, принявшим меня работником. По моей просьбе следователь дает ознакомиться с содержимым папки — моего личного дела. Закрывая дело в 1984 году, я уже знакомился с подшитыми бумагами. Правда, наспех, но память у меня отличная, что давало возможность впоследствии буквально цитировать целые абзацы из тех или иных документов. С того времени папка чуть ли не вдвое разбухла — за счет подшитых жалоб и ответов на них. Но есть кое-что и новое. Например, письмо «потерпевших», отправленное мною в «Литературную газету». Письмо испещрено пометками, сделанными красным карандашом — видимо, с ним долго и тщательно работали. Но когда я принимаюсь листать старые документы, вдруг натыкаюсь на совершенно незнакомые мне бумаги. Например, показания некой сотрудницы милиции, которых, готов поклясться, при закрытии в деле НЕ БЫЛО! Теперь мне становится ясно, что документы в папке подвергались подтасовке. Нахожу еще ряд незнакомых мне бумаг. В то же время, некоторые документы, на которые я ссылался в своих жалобах, ОТСУТСТВУЮТ.

Прошу у следователя два листа бумаги и подробно, стараясь ничего не пропустить, фиксирую свои открытия. А также пишу заявление с требованием разобраться с фактом фальсификации. С тем и уезжаю в Геленджик.

Приближение Нового года, такого любимого мною праздника, не радует. Стасик уехал с Людмилой на каникулы в Электросталь. Тоска сжимает сердце… Несмотря на приглашения к нескольким друзьям, решаю никуда не идти, Новый год встретить в кругу самого себя. С таком состоянии идти в гости — значит, испортить настроение окружающим.

Спать ложусь рано, не досмотрев новогоднюю передачу по телевизору. Утром вставать не тороплюсь. Включаю телевизор. Идет какой-то фильм, не вызывающий у меня никакого интереса. После завтрака слоняюсь из угла в угол, не в силах сосредоточиться на каком-нибудь деле.

Одеваюсь и выхожу на улицу. Несмотря на хорошую теплую погоду, людей в городе мало. Отсыпаются после новогодней ночи. Встречаю дружественное мне семейство Угловых. Идем вдоль моря пешком. Как всегда, море успокаивающее действует на мою психику. Покормили чаек и уток прихваченным Аленой и маленькой Татусей хлебом. Вода тихая, ее голубая гладь простирается по самого четко очерченного горизонта. Тонюсенькие прозрачные волны лижут желтый песок у самых ног, пересчитывая белые и розовые круглые ракушки, пунктиром обозначающие границу пляжа…

Близко к сердцу принимаю мольбу о помощи в уничтожении остатков новогодней трапезы, которых, по выражению Ольги, хватит на роту солдат. А где их (то есть солдат) взять? Тем более — роту…

Домой прихожу поздно вечером. Открываю почтовый ящик. В нем газеты и письмо.

Лампочка горит тускло, поэтому не сразу удается разобрать штемпель на конверте. «Межрайонная прокуратура г. Туапсе». Небывалое волнение охватывает меня, руки трясутся, никак не могу вскрыть конверт. Наконец обрываю полоску бумаги сбоку, достаю сложенный вдвое желтоватый листок… Буквы прыгают перед глазами, смысл короткого текста не доходит до сознания: «Сообщаю Вам, что уголовное дело, возбужденное в отношении Вас в 1984 году по обвинению по ст… производством… прекращено… за отсутствием в Ваших действиях… состава преступления…»

Ноги подгибаются, еще некоторое время борюсь с вдруг охватившей слабостью, цепляюсь за перила лестницы, но пальцы разжимаются, я сажусь прямо на грязные ступени. Тошнит, сердце колотится, больно ударяясь о ребра. Напряженные до предела нервы лопаются со звоном, неудержимый поток слез льется из глаз… Я не делаю попыток сдержать их, я вообще ничего не делаю, меня трясет так, что, кажется, вибрирует вся лестница до девятого этажа.