Мегатренд альтернативной энергетики позволяет предположить появление новых ядер, переход периферии в эту категорию и наоборот. Таким образом, значительно меняются и размываются традиционные отношения и сферы влияния между ядром и периферией. Очевидное разделение «ядро – периферия» в XXI в. все еще встречается как продукт доминирования Запада в области технико-экономического прогресса с начала промышленной революции. Подавляющее технико-экономическое доминирование Европы, а затем и США было основано на идее, что западная модернизация – это путь к повсеместному утверждению капитализма и экономического процветания. Однако западная модернизация все чаще наталкивается на специфику, культурные различия и экономическую мощь периферии. Более того, многие страны полупериферии и периферии сумели обеспечить развитие на основе моделей государственного капитализма и национал-капитализма, что сильно расходится с принципами свободного рынка, присущими западным экономикам.
Несмотря на эти изменения, понятие геополитического ядра и периферии сохраняет свою полезность для описания отношений доминирования и власти в международных отношениях[197]
. В конце концов, в XXI в. внутренние и внешние расколы остаются такими же сложными и неоднородными, как и в XX в. Разница заключается в том, что внешние влияния, которые традиционно были предметом национальной безопасности, в условиях глобализации становятся более распространенными. Более того, влияние ядра на периферию постоянно мутирует, приводя к развитию социальных, экономических и политических процессов, высвечивающих новые области конфронтации, в том числе таких, как давление на ядро со стороны периферии по мере ее развития. Изменение характера отношений между акторами ядра и периферии заставляет переосмыслить и будущие риски для безопасности.Появление многих центров силы после холодной войны сделало непредсказуемым захват доминирующих позиций кем-либо из акторов. Новый мир ставит под вопрос адекватность традиционных представлений о географическом распределении власти. Включение мегатренда в геополитические процессы и повестку безопасности привносит сложность в отношения между государствами и между государственными и негосударственными акторами, действующими в современной многополярной системе.
1.3. «Восток – Запад»: как мегатренд способствует преобразованию прежней гегемонии Запада в соответствии с новыми направлениями противостояния и сотрудничества
Традиционно раскол между Востоком и Западом определял распределение глобальной политической власти и влияния между цивилизационными и культурными центрами на мировой карте. Представление о таком расколе – это своеобразный геополитический концепт, который предполагает заданность определенного уровня противостояния и конкуренции при проведении внешней политики.
При том что раскол между Востоком и Западом – это преимущественно социологическая конструкция, описывающая различия между западной и восточной культурами (при этом Австралия, например, считается частью Запада), он задает и географические рамки, в которых действуют «политические элиты и общественность в соответствии со своими идентичностями и интересами»[198]
. Также он устанавливает четкие границы противостояния в сфере безопасности и представления о перспективах, требующих от каждой стороны определенных шагов для обеспечения собственной безопасности.Противостояние между Востоком и Западом наблюдается с древних времен. Великие западные цивилизации (Древняя Греция и Древний Рим) существовали рядом с восточными (Персия, Понт и Парфия) и соперничали с ними. Мысль о том, что Запад существенно отличается от Востока, развивалась и в последующие века, в частности в период крестовых походов, исследовательских экспедиций и последующей колониальной экспансии Запада. После Второй мировой войны раскол между Востоком и Западом перерос в биполярное разделение между Западом, возглавляемым США, и Востоком, где доминировал Советский Союз. Популярный метанарратив о триумфе западного либерального капитализма, который утвердился в конце XX в., теперь оказался под вопросом. Социальные и геополитические различия, которые Запад, казалось бы, ликвидировал в конце холодной войны, появились снова. Теперь они сопровождаются еще большим разнообразием культур, знаний и практик, что, в свою очередь, порождает переход от конформизма к бунту против статус-кво[199]
.