Пролог: Мегатренд альтернативной энергетики в эпоху соперничества великих держав

Термин «ресурсный национализм» часто применяется в отношении использования потенциала природных ресурсов в качестве инструмента внешней политики. Различные идеологические и геополитические постулаты нациоцентрического толка подкрепляют императивы преобразования контроля над ресурсами в геополитическое влияние. Если смотреть с точки зрения национального государства, эти постулаты мало относятся к национальной идентичности. Они ближе к таким понятиям, как национальная мощь и амбиции, а также способность использовать ресурсы для влияния на международную повестку дня. В духе такого типа национализма правительства пытаются повлиять на стратегии других акторов, контролируя доступ к определенным ресурсам, в частности энергетическим. Ресурсный национализм может принимать открытые формы через одностороннее прекращение поставок или более тонкие формы влияния, например через экономическую мощь, которую дают ресурсы[306]. Этот метод широко применяется, когда государства стремятся получить контроль над использованием собственных природных ресурсов и, следовательно, отдают предпочтение национальным политическим интересам перед сложившейся международной промышленной и торговой практикой и отношениями с инвесторами. Такой тип ресурсного национализма в прошлом практиковался Венесуэлой[307], Боливией[308], Эквадором[309] и Аргентиной[310]. Лидеры этих стран действуют в духе политической идеологии, которая призывает национальные правительства взять под контроль свои природные ресурсы, чтобы освободиться от влияния Запада.

Даже когда идеологические факторы ослабевают, ресурсный национализм может сохранять свою силу и препятствовать попыткам перейти к более открытой энергетической политике. Например, правительство Мексики, которое уже открыло свой энергетический сектор для частных инвестиций после десятилетий государственного контроля[311], вызвало беспокойство инвесторов своими планами по введению новых правил раздела продукции после открытия крупного нефтяного месторождения международным консорциумом в 2017 г.[312].

Ресурсный национализм, как правило, характерен для стран-экспортеров с богатыми ресурсами, но более широкие его формы могут использоваться странами-потребителями, которые стремятся усилить свой контроль над природными ресурсами в других странах. Ресурсный национализм идет вразрез с парадигмами глобального рынка, с точки зрения тех стран, которые не имеют природных ресурсов и верят в свободную торговлю, открытый инвестиционный климат и международные институты. Поэтому неудивительно, что такие формы национализма вызывают противодействие преимущественно со стороны иностранных инвесторов, корпоративных сообществ и государств, которые представляют эти акторы. С позиции таких инвесторов любое использование экономических инструментов для достижения национальных политических целей рассматривается как «пагубная доктрина, а ее сторонники – как политический враг»[313].

Потенциальная возможность ресурсного национализма порождать конфликты остается малоисследованной темой. Не все насильственные конфликты имеют в своей основе национализм, но две мировые войны XX в. и многие другие войны содержали явные его элементы. Как и другие формы национализма, ресурсный национализм может побуждать к агрессивной политике, отражая растущее использование экономических стратегий в качестве идеологических и политических инструментов.

Анализ значимости факторов мегатренда для национальной безопасности демонстрирует, как современные тенденции и события могут смягчить действия стран-поставщиков по манипулированию энергетическими запасами для собственных политических нужд. Более широкое практическое внедрение возобновляемых источников энергии в будущем сможет снизить напряженность в отношениях между государствами вокруг ископаемого топлива, потенциально выводя глобальные энергетические балансы за рамки их нынешней игры с нулевой суммой. Мегатренд может дать импульс преобразованию, уменьшению или устранению зависимости от невозобновляемых природных ресурсов, а также уменьшить теоретическую и фактическую способность экспортеров ограничивать доступ к таким ресурсам.

Эффекты мегатренда могут сыграть роль в новой борьбе за власть между поставщиками, потребителями и, в конце концов, странами – транзитерами энергоресурсов, что приведет к новому раунду в большой энергетической игре. Достижения в области технологий альтернативной энергетики также могут помочь пересмотреть политическую географию, делая ее все более динамичной и создавая геополитическую карту, которая, по мнению Роберта Каплана, «будет представлять постоянно меняющуюся картину хаоса»[314]. Новые геополитические и геоэкономические события, определяемые течениями технологического прогресса мегатренда, будут нанесены на эту изменчивую карту.