Промельк Беллы.Фрагменты книги

В начале вечера, когда Валерий Плотников начал фотографировать, Антониони был недоволен этим и стал закрывать лицо рукой. Мы мгновенно поняли и сказали Валерию, что сегодня снимать его не надо. Но в конце нашего застолья Антониони сам попросил сказать Плотникову, что он хочет иметь памятный снимок.

В успехе этого вечера особая заслуга принадлежала Лоре. Благодаря ее блестящему переводу разговор ни на минуту не умолкал. А Микеланджело многократно просил Беллу перестать что-то готовить и посидеть рядом с ним. Наше общение протекало просто и искренне, и Антониони, быть может, впервые в этой поездке почувствовал себя легко и непринужденно.

* * *

После встречи в моей мастерской с Микеланджело Антониони в середине декабря 1976 года у нас оставались считаные дни до отъезда во Францию, куда нас пригласила Марина Влади и куда мы с Беллой должны были прибыть к католическому Рождеству.

Предстояла долгая процедура заполнения анкет со всеми устрашающе точными деталями собственной биографии. В том случае, если у выезжающего имелся в прошлом развод, в характеристике, дававшейся парткомом, указывалось (если характеристика была положительной): «Причина развода парткому известна». И заключение: «Морально устойчив».

После всех унижений, через которые следовало пройти человеку, выезжающему за границу, — собеседований, получения характеристики и, наконец, разрешения на оформление документов, ему предстояло получить советский заграничный паспорт. Паспорт с визой привозили в отдел кадров учреждения, по характеристике которого человек выезжал за границу, только накануне отъезда, в пять часов вечера. Почему документ привозили так поздно, оставалось загадкой. Но если его все-таки привозили, то «счастливый» отъезжающий еще должен был успеть получить жалкие деньги, которые выдавали на поездку, в министерстве финансов на улице Куйбышева до шести часов вечера. И человек мчался на такси, чтобы до конца рабочего дня получить эту крошечную сумму.

В этот раз мы получили паспорта за два дня до отъезда, в возможность чего тогда никто не верил. Следовало еще получить французскую визу. Мы собирались пробыть в Париже три месяца.

Когда я сказал об этом Володе Высоцкому, он воскликнул: «Борис, ты должен получить двойной въезд во Францию!». И добавил: «Я помогу тебе это сделать. Поедем вместе!». И мы с ним поехали во французское посольство на Якиманку. Володя предводительствовал, и мы прошли в отдел виз, где все сотрудники прекрасно знали Володю и очень хорошо к нему относились. Он сказал одному из чиновников: «Сделайте, пожалуйста, Мессереру с Ахмадулиной двойной въезд во Францию!». И тот, с хитрецой взглянув на Володю, взял бумаги и удовлетворил его просьбу. «Двойной въезд», по словам Володи, необходим был для случая, если мы, находясь во Франции, захотим выехать, предположим, в Италию и снова вернуться во Францию. Володя повелительно сказал: «Бери, выехать захочется!». Он знал эти тонкости, я это понимал и благодарно слушался. Этот «двойной въезд» нам очень пригодился.

Мы с Беллой придумали ехать во Францию поездом, чтобы привыкнуть к мысли о Париже и к тому, что мы едем туда как свободные люди.

Проводить нас неожиданно вызвалось много друзей и знакомых. На вокзал пришло человек двадцать. Никто не представлял себе, что можно вот так просто сесть в поезд и поехать в Париж. Все были возбуждены этой ситуацией.

Объятия, поцелуи. Поезд тронулся. Мы выпили по рюмке конька и предались мечтам о том, что ждет нас впереди, и воспоминаниям о наших коротких поездках в этот великий город. Я был в Париже в 1962 году всего четыре дня — как турист, с группой художников. Белла участвовала в поездке с делегацией советских писателей в 1965 году. И теперь, в поезде, Белла рассказывала о той поездке.

Предполагалось, что меня никто не пустит, хотя и было приглашение, но моя кандидатура вызывала сомнение. Помог Твардовский. Твардовский взял меня за руку и повел в ЦК, и все так раскланивались, и даже на меня часть какой-то почести пала. А я спокойно относилась к возможности каких-то поездок, потому что полагала, что за это расплата какая-то должна быть. Ты что-нибудь плохое сделал — и поезжай. Но потом все необходимые документы мне выдали.