Промельк Беллы

Эдик был славен своими фантастическими приключениями. Однажды его вместе с Володей поместили в больницу для “оздоровления”. Володарский провел там короткое время и нашел способ оттуда бежать. Но мысль о том, что Володя остается в больнице один, заложником возникшей ситуации, не давала ему покоя, и он вернулся и сдался врачам.

Я обожал историю о том, как Эдик, отдыхая в Сочи, встретил в гостинице английского писателя Джеймса Олдриджа – автора переведенного на русский язык романа “Дипломат”, имевшего большой успех в нашей стране. Олдридж занимал весьма двусмысленную позицию, был известен своими компромиссными статьями, где оправдывал идеологическую линию советской власти, за что и имел широкую возможность печататься у нас. И вот Володарский, утром выпив в буфете рюмку водки, встретил в холле гостиницы писателя, обласканного режимом, и сказал ему: “Олдридж, ты г…”. На этом дело не кончилось. Днем Володарский, выпив еще одну рюмку, решил пойти на пляж и поплавать. Далеко в море он опять встретил английского писателя и опять сказал: “Олдридж, ты г…”. Вечером этого же дня, выпив очередную рюмку водки, он снова встретил, на этот раз около гостиницы, известного литератора и снова подошел к нему со словами: “Олдридж, ты г…”. Но в этот момент уже вмешалась милиция, и Володарскому пришлось прервать свой отдых на пятнадцать суток.

В доме Марины мы встречали Валерия Павловича Янкловича. В то время он работал заместителем директора Театра на Таганке и помогал Володе устраивать его гастрольные поездки, иногда проводя с Володей в поездках по нескольку недель. Меня всегда смешило, что директора Театра на Таганке Якова Безродного мы звали Яшка, а его заместителя Янкловича величали Валерий Павлович.

В гостях у Марины и Володи бывали красавица Инга Окуневская и ее муж Виктор Суходрев, знаменитый переводчик всех наших лидеров, начиная с Хрущева, продолжая Брежневым, Андроповым и Горбачевым. Приходила Таня Егорова из Театра на Таганке, югославский режиссер Владо Павлович, снявший Высоцкого в фильме “Единственная дорога”.

Иногда заходил Вася Аксенов, иногда – отец Володи Семен Владимирович. И конечно, незабываемы вечера, когда бывал Булат Окуджава, и они с Володей пели по очереди.

Мы все знали, что Володя очень хотел стать членом Союза писателей. Во-первых, это давало еще более независимое положение, во-вторых, ему было важно подтверждение, что он не просто певец-бард, но – поэт. Его не печатали и ему нечего было предъявить при вступлении в Союз. К тому же отдельные деятели Союза писателей категорически возражали против приема Володи.

Белла хорошо знала Мишу Луконина, члена правления Союза и в 1976 году первого секретаря Московского отделения этой организации. Этот в общем симпатичный мужик в молодости работал на Сталинградском тракторном заводе и играл в футбол за команду “Трактор”. Всем своим поведением и повадками он подчеркивал свое пролетарское происхождение.

Мы встречались с Лукониным в Переделкине, его дача была напротив Беллиной, и он часто заходил к нам по-соседски выпить рюмку водки. Как-то у нас с Михаилом Кузьмичом и его женой Аней Антоненко случился день совпадений. Сначала мы встретились на приеме по случаю Дня независимости в посольстве США, по окончании приема мы с Беллой не захотели ехать домой и вспомнили о приглашении нашего знакомого, посла Венесуэлы господина Регулы, который настойчиво просил нас быть в его посольстве, тоже по случаю какого-то национального праздника. Регула был очень милый господин, охотно принимавший у себя московскую богему. И мы из посольства США двинулись прямо к нему. Там, среди толпы гостей, снова встретили Луконина с Аней. И снова выпили, после чего Миша сказал: “Что это мы все как-то случайно встречаемся? Давайте, ребята, поедем к нам домой и хорошо посидим с хорошей закуской, у нас все есть!” Мы согласились, тем более что Луконины жили совсем близко от моей мастерской – в угловом доме на Новом Арбате, на пересечении с Садовой.

Первое впечатление от их дома было ошеломляющим: мы попали внутрь золотой шкатулки. Золотыми были портьеры из парчовых индийских тканей и ламбрекены над ними. Мебель была позолоченная, прозрачные занавески на окнах из тонкого золотого тюля. Обои золотого цвета. А в проемах дверей свисали золотые колокольчики на тонких золотых нитях. Облик квартиры никак не вязался с образом хозяина…

Момент был, как нам показалось, подходящий, и мы заговорили о судьбе Володи Высоцкого, о том, что необходимо принять его в писательскую организацию.

Белла вспоминала этот разговор: