Промельк Беллы

А дальше идет приписка Володи на бланке “Hotel Inter-Continental” с предложением писать буриме:

Расположились мы нагло и вольно

В лучшей гостинице города Кёльна!

И мы тебя целуем

А дальше – рифмуй, Белочка, продолжаем бу-ри-м-е-е-

Целую тебя и Бориса

Володя

6 января 1976

Белла откликнулась на призыв Володи:

Мысль о тебе ясна. Созвучья слов окольны.
Но был чудесный день. Ты и Марина в Кёльне.
Так я пишу тебе вне правил буриме,
вне правил общих всех, вне зауми решенья
тебе воздать хвалу, что, как хула, скушна.
Солнце-морозный день, день твоего рожденья.
Чу – благодать небес к нам, сирым, снизошла.

25 января 1976

После ухода Высоцкого из жизни мы все стали собираться по юбилейным датам, чтобы его помянуть, и мне начало казаться, что многие из присутствующих несут в себе, в своей повадке, разговоре черты самого Володи: выпивают на его манер, дружат неистово и, как бы сказала Белла, “кровопролитно”… И в целом они создают ощущение присутствия ушедшего друга.

Так случилось, что я знал почти весь круг друзей Володи Высоцкого. По существу, это был и круг моих хороших знакомых.

Самый, наверное, ближайший из Володиных друзей, Севочка Абдулов, жил в одном подъезде со мной, тремя этажами ниже. Он часто звал меня, когда Володя у него пел. Помню, как я отвозил на своем красном “москвиче” припозднившегося в гостях у Севочки Володю куда-то на Юго-Запад. Я выходил из дома с намереньем ехать по делам, а Володя, немного отоспавшись у Севы, еще только отправлялся домой.

У всех, кто бывал в доме у Севочки, сложились прекрасные, уважительные отношения с его мамой Елизаветой Моисеевной, красивой интеллигентной дамой. Отцом Севы был известный актер Осип Абдулов, который сильно хромал, ему было трудно находиться на сцене, но голос его очень часто звучал в эфире. Всю семью я знал с детства. Мне было известно, что у Абдуловых бывали Мейерхольд, Зощенко, Бабель, Ахматова.

Напротив и немного наискосок от нашего дома жил мой школьный товарищ Эдуард Жилко. Там часто протекали наши юношеские застолья. Я приглашал туда и Севу. Бывал и Лева Кочарян вместе с Машей Юткевич. Лева был человеком обаятельным и остроумным. Работал он вторым режиссером на “Мосфильме”. Киношники очень хорошо говорили о нем, называя “первым среди всех вторых режиссеров”. В компании он был неотразим, особенно когда хотел понравиться дамам: проделывал немыслимые трюки – прокалывал щеку иголкой с ниткой, затем продевал иголку во вторую щеку и вытаскивал ее уже снаружи. Или ставил на столе бутылку водки наклонно, и она держалась. Все хотели повторить этот трюк, но не могли, пока не распознали, что Лева подкладывает под скатерть спичку и на нее опирает поверх скатерти бутылку. Он умел жевать бритвы, закусывать фужерами и знал массу анекдотических историй, которыми интриговал публику. В то же время у него был особый талант чуткости, он всегда был очень внимателен к людям. Что, видимо, привлекло Володю еще в юности, и они стали добрыми друзьями, хотя у них была значительная разница в возрасте – Лева был старше на восемь лет.

Близким другом Володи Высоцкого был Артур Макаров. Племянник знаменитой актрисы Тамары Макаровой. Учился в одно время с Беллой в Литературном институте. И тоже был исключен. В какой-то момент его путь для нас потерялся. А потом, помню, мы с Беллой встретили его внезапно на бульваре около Пушкинской площади. Незадолго перед этим мы прочли в “Новом мире” рассказ “Близкая даль”, подписанный его именем. Рассказ нам очень понравился. Белла тогда сказала: “Неужели это Артур написал?”

И вот, когда мы его встретили, Белла сразу же спросила:

– Артур, это ты написал рассказ?

– Да, я… – ответил он.

Белла захлопала в ладоши и тут же пригласила Артура к нам в мастерскую. С тех пор он стал бывать у нас, когда приезжал из своего добровольного заточения под Псковом. У него там был свой дом. Он занимался охотой, ходил на медведя. И писал как одержимый. Туда к нему приезжала его возлюбленная – актриса Жанна Прохоренко.

Артур был весьма дружен и с Василием Макаровичем Шукшиным. Снялся в роли бандита в фильме “Калина красная”. С Высоцким они дружили еще со времен Большого Каретного (“Где мои семнадцать лет?..”).

К сожалению, Артур прожил слишком короткую жизнь и творчески многого не успел сказать…