Я испугалась до бледности, но Маша, поощряемая Борисом, сразу позвонила Елене Владимировне Набоковой. Та откликнулась близким понимающим голосом: “Брат получил ваше письмо и ответил вам. Он будет рад вас видеть. Сейчас я соединю вас с ним”.
ГОЛОС – вступил в слух, заполнил соседние с ним области, не оставив там ничего лишнего другого:
– Вам будет ли удобно и угодно посетить нас завтра в четыре часа пополудни?
Замаранная слезами, я бесслезно ответила:
– Да, благодарю вас. Мы всенепременно будем.
Это известие произвело должный эффект на всех присутствующих.
Решили выехать на следующее утро.
Утро следующего дня началось со встречи с Еленой Владимировной Набоковой в кафе за завтраком на берегу Женевского озера. Она, несомненно, была похожа на брата и обладала замечательно правильными чертами лица.
Елена Владимировна напутствовала нас, и мы помчались в Монтрё. За рулем автомобиля была Маша Банкуль.
Манящая даль Женевского озера, все время разворачивающаяся по ходу движения различными ракурсами одного и того же пейзажа, а по другой стороне дороги мелькающие прекрасно построенные домики, ограды и стриженые деревья.
Маша сказала, что она согласилась за нас на еще одну встречу, о которой ее просил почитатель таланта Беллы английский профессор Кемпбелл – славист, работающий в университете городка Веве. Он должен ждать нас в условленном месте по дороге. Конечно, мы стремились в Монтрё, но череда встреч продолжалась.
Профессор оказался улыбчивым и приветливым господином. Он сказал, что у него русская жена – бывшая балерина с неожиданно громко прозвучавшей фамилией – Уланова. Он предложил зайти в английский паб, который находился в двух шагах от места, где мы встретились. Короткое общение, мы выпиваем по глотку джина с тоником в компании с этим приветливым господином и вместе с ним едем дальше. Время сжимается все плотнее, и мы понимаем, что нам его уже недостает.
В самом Монтрё нам пришла в голову идея купить цветы, и вдруг это стало неожиданной задержкой – при невероятном количестве цветов на улицах и дорогах поиск цветочного магазинчика оказался проблемой. И, уже найдя магазин, мы нашли и новые приключения: Маша локтем задела девушку продавщицу, и кружка с пивом для хозяйки упала из ее рук и разбилась. Взаимные извинения, наши предложения заплатить за кружку, гордый отказ хозяйки и, наконец, покупка роз.
Точно – минута в минуту – мы оказываемся у входа в Монтрё-Палас-отель.
Мы вошли в просторный холл первого этажа большой гостиницы, построенной в викторианском стиле. Холл весь светился зеленым цветом, начиная с потолка, решенного архитекторами с применением каких-то листков из металлических пластин – они свисали с потолка и приходили в движение при легчайшем дуновении.
Дальше – открытые двери просторного лифта, решенного точно так же, как и зал, и являющегося его неотъемлемой частью. Когда лифтер нажал кнопку второго этажа, показалось, что часть зала отделилась и поехала вверх.
В холле второго этажа нас вместе с Машей препроводили в помещение, отделенное ширмой, которое называлось
Когда вошли Набоковы, мы учтиво поздоровалась с ними, а Маша стала откланиваться, считая, что так будет лучше для нашей беседы. На что Владимир Владимирович любезно предложил ей побыть вместе с нами, сказав, что он все равно не сможет долго беседовать, что он хворал и не совсем здоров. Но Маша настояла на своем.
Владимир Владимирович предложил нам сесть к низкому стеклянному столику, а Вера Евсеевна распорядилась поставить цветы в воду и опустить прозрачные зеленые шторы.
Лицо Владимира Владимировича поразило меня правильностью своих черт и какой-то одухотворенной красотой. Вот, оказывается, какова порода русского человека в своем совершенном виде.
Сразу бросилась в глаза пышная седина Веры Евсеевны – волосы казались ореолом вокруг головы. Жена Набокова завораживала какой-то кротостью и одновременно несгибаемостью характера.