Я привез из Лос-Анджелеса несколько написанных мною полотен, и, заехав к Бродскому на Мортон-стрит, 44 попрощаться, я подарил ему на память свою работу из серии “Арлекинада”. Мы понимали, что разлука будет долгой.
Последние встречи с Иосифом Бродским
После возвращения из Америки в Москву мы оказались как бы в другом мире. Но жизнь продолжалась, и Белла выступала с поэтическими чтениями. Если ей задавали вопросы перед огромной аудиторией, она неизменно переводила разговор на Иосифа Бродского и отвечала, что, пока она стояла на эстраде и читала стихи, Иосиф находился в архангельской ссылке, и что она всегда восхищалась его творчеством.
Во время одного из выступлений, в Ленинградском университете она получила записку и прочла ее вслух:
– Один храбрый аноним спрашивает: “Если не боитесь, скажите, что вы думаете о Бродском?”
И Белла ответила:
– Я боюсь, очень боюсь. Но я думаю, что он гений!
Второй приезд в США
Прошло десять лет со времени нашей первой поездки в Америку. Все эти годы нас приглашали приехать туда различные организации, в том числе университеты, фестивали, поэтические форумы. Но власти неизменно отвечали отказом. Сработало только приглашение Гаррисона Солсбери.
Второй раз мы прилетели в Америку 15 февраля 1987 года.
В аэропорту нас встречали сам Гаррисон, Светлана Харрис, Азарий Мессерер и Майя Аксенова.
Эта поездка уже давала несколько иное ощущение американской реальности. За десять лет произошли значительные изменения в человеческих судьбах. В США обосновалось множество старых друзей. Лева Збарский и Юра Красный, Вася и Майя Аксеновы, Максим Шостакович…
Остановились мы у Светланы. Я позвонил в загородный дом Шостаковича, где в это время находились Лева, Юра и Кирилл Дорон. Трудно описать их восторг, когда они услышали в телефонной трубке родной голос. Максим стал требовать, чтобы мы с Беллой приехали немедленно. Он тут же вызвал лимузин, и мы отправились в Коннектикут к Максиму. Когда мы приехали туда, темпераментный Максим, желая как-то выразить свою радость, стал палить из ружья. Мы с Левой и Юрой обнялись, оба они с радостью приветствовали Беллу, с которой до этого общались очень мало.
Часа через два я позвонил Бродскому и сообщил, что мы снова в Нью-Йорке, и через неделю, 23 февраля, встретились у Иосифа дома, на Мортон-стрит.
Мортон-стрит – одна из улиц Гринвич-Вилледж, богемного района Нью-Йорка, недалеко от Хадсон-ривер. Квартира Иосифа располагалась на первом этаже, что для Нью-Йорка было чрезвычайной редкостью и чем Иосиф гордился. Причудливая маленькая квартирка состояла из трех крохотных комнаток, вернее, даже двух с половиной, потому что кухня, которая находилась в середине, была отделена от гостиной всего лишь аркой. Хотя существовал парадный вход с тремя ступеньками со стороны улицы, Иосиф предлагал гостям следовать через миниатюрный треугольный дворик, который считал своей собственностью.
Следом за нами пришел Миша Барышников. Я сделал несколько памятных снимков. Иосиф подарил мне свою книжку с пьесой “Мрамор”:
Бродский предложил Белле выступить в маленьком университетском городке Амхерст в Массачусетсе, в колледже, где он преподавал с 1 мая 1987 года.
А Миша пригласил нас на спектакль “Жизель”, который он поставил с труппой
Уже значительно позже Миша подарил нам книгу фотографий, которые он сам сделал в оригинальной манере, с остроумным поэтическим посвящением:
В “моем поселке” – в Нью-Йорке. Париж Миша называл Парижск. Мы продолжили поездку по американским университетам, пригласившим нас. Лев Лосев предложил Белле выступить в Дартмуте, где он преподавал. Лосев писал: