Промельк Беллы

В октябре 1981 года Параджанов оказался в Москве и гостил в доме Катаняна.

В это же время в Москве наконец открылась моя персональная выставка, которая многократно откладывалась из-за участия в альманахе “Метрополь”. Сережа пришел на нее, и его реакция превзошла все мои ожидания. Вот его автограф в книге отзывов (дополненный автопортретом с виньеткой в виде колючей проволоки):

Исповедь!

Сегодня Москва и москвичи,

познавшие и увидевшие Мессерера,

удивительного, мудрого, глубокого,

мыслящего, выражающего себя

в ритмах и пластике предчувствуемых

им веков. Впереди “истина” —

и ее постиг Борис Мессерер, пророк,

ясновидец, мудрец. <…>

Борис, Ваш – Твой ум в основе удивителен.

Живопись – чудо.

И чудо – твоя живопись,

Дом твой,

Ты,

Белла,

Твои друзья в наше жалкое время.

Твое искусство светит из безразличия

времени.

Сергей Параджанов

В театре на Таганке

Василий Катанян и его жена Инна делали все, чтобы уберечь Сережу от ненужных контактов, опасаясь, чтобы он не сказал лишнего. Сделать это было довольно сложно из-за популярности Сережи. Слух о его пребывании в Москве распространился стремительно. Все хотели его видеть.

31 октября Юрий Петрович Любимов устроил дневной прогон спектакля “Владимир Высоцкий”. В память о Володе, скончавшемся 25 июля, спектакль был задуман 1 августа. По ходу работы Юрий Петрович проводил расширенные худсоветы, сохранились стенограммы нескольких из них, чтобы заручиться поддержкой творческой интеллигенции. Несмотря на все предосторожности Катанянов, Сережа оказался в театре.

Над спектаклем сгущались тучи. На этот прогон были приглашены все ответственные работники Министерства культуры и представители ЦК. После прогона в фойе театра на втором этаже состоялось обсуждение. В нем приняли участие Белла, А. Шнитке, Б. Окуджава, П. Капица, И. Смоктуновский, М. Швейцер, Р. Щедрин, Ю. Карякин, Ф. Абрамов, Б. Можаев.

Кроме двух десятков счастливчиков, разместившихся в креслах, обсуждавшие стояли плотным кольцом вокруг выступавших. В воздухе пахло валокордином – Юрий Петрович, нервничавший больше других, беспрестанно его пил. Я помню, как Окуджава назвал спектакль вершиной режиссерского искусства Любимова, утверждая, что только такая страстная и трагическая проповедь в защиту поэзии Высоцкого в состоянии донести до зрителя глубину и мощь его стихов.

Белла говорила о том, что спектакли Таганки постоянно запрещают безликие и безымянные начальники. Белла попросила их выйти перед публикой и сказать, что их не устраивает, заверяя Любимова: “Если я что-нибудь значу со своим писанием, то он может всегда использовать мою любовь, дружбу, готовность высказаться”.

На обсуждении выступил и Сережа Параджанов. Как он подобрался к площадке, я не видел, но он это сделал очень ловко. Сережа мгновенно разрядил напряжение. Юрий Петрович заранее просил всех говорить очень ответственно ввиду ведущейся записи. Сохранилась замечательно эпатажная стенограмма выступления Параджанова: