Промельк Беллы

Я в первую очередь думал, как сберечь Любимова. Потому что ему уже три раза давали что-то пить, наверно, валокордин. Вероятно, мы что-то прозевали, кого-то потеряли раньше, чем надо было терять, кого-то закрыли, кого-то открыли. Вот когда я ищу, кто меня закрыл, я не могу его найти. Это какой-то клинический случай. Вероятно, не один человек закрывает людей театра и спектакли, а какой-то определенный винтик аппарата, который мы не знаем: может, он в каком-то духе и сейчас присутствует с нами.

Очень понравилось мне выступление Щедрина. Сколько умных людей появилось! Спасибо всем! Вам, Окуджава, за вашу нежность! Я давно не был в Москве. Я, вероятно, провинциал, там, у себя, любуюсь и радуюсь за юбилей нашего театра Руставели, за Стуруа, а тут происходит чудо, еще одно чудо, которое порождает коллектив Таганки. Таганка сегодня – кардиограмма Москвы. Я горжусь этим. Горжусь, что здесь работает Любимов. Давид Боровский, о котором сегодня никто ничего не сказал. Алла Демидова. Смотрите, как Высоцкий нас всех поднял, как он нас сблизил, сдружил и заставил нас всех, понимаете… мы все слезу отдаем ему. Вот сейчас я не могу говорить без волнения… Современниками каких удивительных людей являемся мы! И мы, Юрий Петрович, присутствуем при еще одном гениальном рождении.

Спектакль – потрясающее зрелище, потрясающая пластика. Это – реквием, он позволяет приравнять вас к Моцарту. <…> Все удивительно в спектакле – весь его ритм. Я как профессионал боялся только, чтобы не рухнули стулья. Чтоб их точно подвесили, чтоб они пластично двигались. Сейчас, когда решается, будет спектакль или нет, я не хочу сослужить вам дурную службу, но в качестве пожелания просил бы вас как очень близкого мне художника убрать куклу Высоцкого. Она в спектакле не нужна, потому что есть дух его присутствия – пророка, поэта и человека, русского человека.

Мы все должны, вероятно, вам это написать. <…> Вас можно или ненавидеть, или захлебываться… Я лично захлебываюсь в восторге перед вами и перед вашей честностью. Вы продолжаете быть нашим идолом, мы поклоняемся вам…

Так что пускай закрывают. Пускай мучают и не дают работать. Вы не представляете, как выгодно ничего не делать. Я, например, получил бессмертие – меня содержит Папа Римский. Он мне посылает алмазы, драгоценности. Я могу даже каждый день кушать икру… Очень хотел бы соперничать с вами, но ничего не делаю. Это кому-то выгодно, чтобы я ничего не делал.

А если им надо спектакль закрыть, то все равно закроют. Это я знаю абсолютно точно. Никаких писем не пишите. Никого не просите. Не надо унижаться, не надо унижаться! Есть Любимов. И мы его предпочитаем каким-то винтикам аппарата! (Смех. Аплодисменты.)