Прометей № 1

Как справедливо отмечает Шевцова, сочетание советов (даже после «конституционной реформы» 1989 г.) с президентством оказалось несовместимым. Конечно, у спикера российского парламента Хасбулатова были все основания считать российскую республику от августа 1991 г. до сентября 1993 г. (т. е. до разгона съезда народных депутатов), периодом «чистой» буржуазной демократии. Верховный Совет образца 1989 г. обладал широкими полномочиями, доставшимися от советской системы народовластия, и, не в пример сегодняшнему парламенту России, вполне мог строить свои независимые отношения с президентом страны. Напомним, что действия президента были подотчетны Съезду народных депутатов, который имел реальные возможности для отрешения главы государства от должности. Правительственные министры не могли быть утверждены в должности без одобрения Верховного Совета, который также обладал реальными механизмами их отстранения, вплоть до возбуждения судебного разбирательства.

Имелось еще несколько важных обстоятельств, которые сделали противостояние между президентом и съездом народных депутатов, необратимым.

О первом чрезвычайно важном обстоятельстве говорит Дмитрий Рогозин: «Верховный Совет мог воспрепятствовать плану изъятия государственной собственности в пользу нарождавшейся олигархии… и устранить его можно было, только прибегнув к грубой физической силе». Что имеет в виду Рогозин? Дело в том, что парламент России стал неизбежным препятствием для президента в ходе развернувшейся в 1992–1993 гг. кампании по перераспределению общественной собственности. В этой капании президент и парламент отражали позиции противоположных интересов, а потому конфликт был неизбежен.

Далее. Верховный Совет становился серьезным препятствием на пути осуществления политики «радикальных» рыночных реформ, начатых командой президента Ельцина. Как точно замечает экономист А. Бузгалин, для продолжения политики «шока без терапии» президенту и его команде была необходима жесткая авторитарная власть, которая бы обеспечила правящей группе проведение политики реформ без сучка и задоринки[63].

Надо признать, что идея «твердой руки» для проведения рыночных реформ, появилась у «демократов» задолго до 1991 г. и разрабатывалась параллельно с «борьбой за демократизацию» советской системы и «общечеловеческие ценности».

Так, уже в 1989 г. в «Литературной газете» была опубликована дискуссия между Андраником Миграняном и Игорем Клямкиным под заголовком «Нужна ли «железная рука»?» Дискуссия вызвала общественный резонанс. В ней обосновывался вывод о том, что «сразу перепрыгнуть из тоталитаризма в демократию невозможно» и что «необходим переходный период в виде авторитаризма», в ходе которого можно будет решить «проблемы экономической реформы». Особо подчеркивалось, что целью демонтажа советской системы «должно быть не развитие демократии, а усиление власти лидера-реформатора». Тем более что демократизация общества, делали вывод авторы, «вовсе не способствует реформам»[64]. «Вот, допустим, реформатор выступает за введение рынка. Можно ли это сделать, опираясь на массы? Нет, конечно» – говорилось в статье. Вместе с тем, авторы статьи допускали демократию и в условиях «твердой руки», в том виде, в каком будет необходимо выпускать пар недовольства у населения: «Авторитарный режим, хотя и концентрирует власть в одних руках, допускает размежевание и даже поляризацию сил и интересов. При этом не исключаются определенные элементы демократии – выборы, парламентская борьба. Правда, все это строго регламентируется[65]». Думается, излишне комментировать, что после расстрела Верховного Совета в октябре 1993 г. именно эта модель будет реализована в ельцинской России.

Председатель Верховного совета РСФСР Б. Ельцин со своими сторонниками в зале заседаний Съезда народных депутатов России. 1990 г.

В роли признанных апологетов идеи «твердой руки» и «просвещенной авторитарной власти» в России выступят также известный политолог и обозреватель «Российской газеты» Леонид Радзиховский (активно выступающий за авторитарную модель и сегодня) и идеолог «демократов» первой волны Гавриил Попов. Последний сразу же после окончательной «десоветизации» общества и перехода к экономике «цивилизованного» свободного рынка предлагал воздержаться от «суеты» с парламентом свободой прессой и многопартийностью (под этим знаменем шли к власти «демократы первой волны»), и приступить к поиску «какого-то особого типа политического устройства» в виде «жесткого административного контроля сверху» и даже называл конкретные примеры: Греции, Чили, Южной Кореи[66]…

Надо ли говорить, что в этих условиях Верховный Совет и Съезд народных депутатов (который во главе со своим председателем Русланом Хасбулатовым выступал, как мы знаем, за вариант более «мягких», «социально ориентированных» реформ) превращался в мощный индикатор растущего в обществе недовольства. В этом плане, эволюция позиции большинства депутатов ВС РФ, произошедшая по отношению к президенту и правительству в 1992–1993 гг. вполне показательна и закономерна.