Сарабьянов решил скрыться. Он тоже был задержан ночью 24 декабря, при этом полицейские изъяли у Сарабьянова большой финский нож. Полагая, что опасность не миновала, Сарабьянов попросил временного убежища у своего крестного отца. Крестным отцом революционера был… лидер астраханских черносотенцев Тиханович-Савицкий. Тиханович-Савицкий не стал отказывать в укрытии, но нашел в кармане у Владимира, пока тот спал, револьвер, и отдал оружие матери.[441]
Вооруженный револьвером Шпилев тоже попробовал скрыться, но был обнаружен на квартире у знакомого. Оружие он применять не стал.
Ивана Иванова арестовывал пристав Верблюдов, специализировавшийся по политическим делам. Он описывал дальнейшие события так:
«Еще один», – сказал Верблюдов начальнику тюрьмы Шефферу. – Жид? – спросил Шеффер. – Нет, только с жидовской улицы, – проявил этнологические познания Верблюдов. «Жидовской» улицей у него числилась Католическая,[442]
где действительно жило много евреев и даже располагалась синагога. Ну что, – повернулся Шеффер к Иванову, – жидовского царя надо? – Нет, – ответил начитанный Иванов, – мне и русский царь надоел.Остаток дня Иванов провел в карцере. Он просидел в тюрьме полтора месяца.
Арестованные вели себя очень достойно. Непряхин сказал, что «на предложенные вопросы отвечать не будет».[443]
Вагоновожатый Александр Осипов, входивший в боевую дружину, пояснил, что из дружины давно вышел, револьвер вернул, а найденное у него дома оружие – личное, для самообороны. Рабочий Дмитрий Лапшин рассказал, что найденные у него дома листовки увидел на улице, и, конечно же, конечно, готовился отнести их в полицию.Никто ни на кого не донес. Никто ни в чем не признался.
Аресты вызвали возмущение в рабочей среде. На пристанях обсуждалась идея силой освободить арестованных социалистов, но дальше разговоров дело не пошло.[444]
Революционная Латвия: без права на забвение
ВРК и вооружённое восстание в январе 1919 года в Риге