Прометей, или Жизнь Бальзака

Двенадцатого ноября он прибыл в Марсельский порт после "недельного плавания по ужасному морю". На борту все были больны, кроме него и матросов, - классическая формула. Возвратился он еще более влюбленным, чем прежде; спутником его оказался марсельский поэт Жозеф Мэри, знавший Ганскую, и Бальзак с восторгом говорит с ним о своей любимой, чье невозмутимо прекрасное чело запечатлело сияние божества, ангела и таит в себе нечто демоническое.

"Душенька моя, целую твои красивые веки, приникаю устами к твоей белой шейке, к той впадинке, которую я называю "гнездышком для поцелуев"; беру в руки твои бархатные лапки и чувствую их запах, такой чудесный, что от него с ума можно сойти, в, наслаждаясь в мыслях этими сокровищами (а их у тебя тысячи, и притом таких, что одного хватило бы для самомнения какой-нибудь дурочки), говоря: "О волчишка, о моя Эвелетта, всего дороже мне твоя душа, и я люблю тебя всей душой..."

Разумеется, он повел Жозефа Мэри к торговцу всякими диковинками и купил там для владычицы своих мыслей великолепный коралловый убор тонкой индийской работы "Это багряный цвет победы, пурпур счастливой любви!.. У меня слезы на глазах, когда я пишу тебе. Все существо мое переполнено благодарностью, как у юноши, которого сжигает любовь...". Последнее пламя любви так же сладостно, как первые лучи славы.

Возвращение из поездок всегда для него катастрофично. В Париже он снова сталкивается с житейскими трудностями. На некоторое время денег у него достаточно. Ганская доверила ему значительную сумму (около 160000 франков золотом) на покупку и меблировку дома. Это "волчишкино сокровище" будет священным. Но "неисправимый спекулятор", считая себя вправе увеличить его, решает купить на эти деньги акции Северных железных дорог, которые непременно должны подняться. Барон де Нусинген мог бы его осведомить, что биржа уже сыграла на повышении этих бумаг, но в политику банкиров Нусингенов не входит забота об интересах держателей акций. И все же в конце 1845 года можно видеть определенное улучшение в материальных делах Бальзака. Под влиянием госпожи Ганской и Фессэрз он приступил к методическому погашению своих долгов: было выплачено 40000 франков; славный старик Даблен соглашается переписать свой вексель с 8000 франков на 5000. Бальзак заявлял, что этот добрый друг готов был даже дать ему взаймы 200000 франков, чтобы предоставить возможность полностью рассчитаться с кредиторами, но госпожа Бальзак и Лора Сюрвиль отговорили его; это кажется маловероятным.

Матушка утверждала, что Оноре должен ей (считая и наросшие проценты) 57000 франков. "Фантастические счеты!" - ответил сын. "Черная неблагодарность с твоей стороны!" - возразила мать. Вмешался кузен Седийо и добился полюбовной и справедливой сделки. Госпожа Делануа никогда не преследовала его. Супруги Гидобони Висконти не только не потребовали уплаты взятых Бальзаком 10000 франков, но в 1846 году дали ему еще 12000, что не мешало ему в письмах к Ганской сжигать то, чему он поклонялся, и называть Сару Висконти "старухой англичанкой". Правда, ему пришлось дать ей в качестве залога под ссуду акции Северных железных дорог (принадлежавшие, впрочем, Ганской) и главное - всячески успокаивать ревнивую польку. Случай двойной бухгалтерии.

С помощью Ганской и Фессара денежный вопрос мог бы стать менее острым, чем прежде, будь Бальзак благоразумнее. Но он как будто нарочно навлекал на себя беду. Стоило ему услышать о какой-нибудь спекуляции, хотя бы самой рискованной, ему не терпелось пуститься в нее. Некий судовладелец решил дать своему новому пароходу имя "Бальзак", и тотчас Оноре подписался на два пая в его транспортном предприятии, то есть на 10000 франков. Это принесет сорок процентов прибыли, уверял он. А на деле о внесенной сумме больше и речи не было. Целыми днями он приторговывает дома и земельные участки, а так как предполагаемое обиталище нужно обставить с восточной роскошью, он покупает старинный сервиз китайского фарфора: "Я заплатил за него триста франков, а Дюма за такой же сервиз отдал четыре тысячи, да и шесть тысяч было бы не жалко отдать". Он нарочно едет в Руан посмотреть на резные панели черного дерева, "которые просто даром отдают". Он приобретает "по случаю" стулья для маленькой гостиной во втором этаже, которую заранее называет "зеленой гостиной" (хотя ее еще не существует), покупает красивое бюро для "своей дорогой" и два очаровательных шкафа наборной работы с цветочным узором.

"Я бродил три часа и купил: primo, желтую чашку (заплатил пять франков, а она наверняка стоит все сто, такая прелесть). Secondo, купил чашку, преподнесенную кем-то Тальма, - голубой севрский фарфор, стиль ампир: богатейшая чашка, по фарфору от руки нарисован букет цветов, что, вероятно, стоило двадцать пять луидоров (луидоры - по двадцать франков). Tertio, купил шесть стульев роскошнейшей отделки, великолепной наборной работы - из дерева выложены цветы и букеты: это для зеленой гостиной. Четыре стула оставляю, а из двух закажу сделать козетку. Дельные покупки!"