Прометей, или Жизнь Бальзака

В-третьих, с финансами дело обстоит очень плохо. Акции Северных железных дорог все падают, несмотря на чудодейственные биржевые рецепты. Бальзак (вернее, Ева Ганская) потеряет на них 60000 франков. Чтобы покрыть убыток, нужно было бы прикупить еще двести семьдесят пять акций по низкому курсу, и, когда он поднимется до 650 франков (сейчас он 560 франков), получится выигрыш в 25000 франков вместо потери в сумме 50000. Вот что могут сделать богатые люди. Но несчастные волчки и волчишки, не обладающие капиталами, получат одни только убытки. С ума сойти! "У меня нет философического отношения к таким делам". Эта операция с акциями Северных железных дорог, считая и предстоящие взносы, обойдется им в 130000 франков. "Неудивительно, что я жалею, зачем связался с несчастным домом, за который еще надо платить и платить". Однако ж этот особняк, такой маленький, такой скромный, полон прекрасных произведений искусства. "Нам необходимо приобрести два горностаевых покрывала для постелей... Только горностай и гармонирует с этой артистической, вавилонской и даже восточной пышностью убранства..." Понадобится десять "Лилий долины", чтобы оплатить столько чудес. Он их и напишет будущей зимой в Верховне.

Он дает себе слово потрудиться как следует на Украине, а в особняке Божона работа у него не спорится. "Мой ум ни на чем не может сосредоточиться; я затрагиваю множество сюжетов, и все они становятся мне противны... Целыми часами я предаюсь воспоминаниям и, право же, совсем отупел". Его гложет тоска, на него нападает хандра, и напрасно он пытается "подхлестнуть обессилевший мозг". Мозг работает вяло... А ведь у Бальзака есть обязательства, он дал обещания и должен их выполнить: докончить "Крестьян", написать роман "Депутат от Арси".

"Как трудно засесть за работу! Однако нужно добыть 18000 франков ренты и выплатить 55000 долгу - на все это требуется капитал в 600000 франков. Работай, несчастный автор "Человеческой комедии", пиши "Воспитание государя", сочиняй романы, сочиняй... грошовые пьесы. Плати за свою роскошь, искупи свои сумасбродства и жди свою Еву в аду мучений перед чернильницей и девственно чистой бумагой..."

Надо отослать "Крестьян" в "Ла Пресс", но его тошнит, когда он пробует перечесть рукопись. Единственный труд, доставляющий ему теперь удовольствие, - это сочинение писем, длиннейших писем к своей "далекой принцессе". "Ну что ж вы хотите! Мысли мои следуют за сердцем, и как же мне писать "Крестьян"?.." У него теперь другая идея: написать пьесу "Оргон" - продолжение мольеровского "Тартюфа", но в комедии Бальзака весь дом будет жалеть о Тартюфе, и в ней будет показано торжественное возвращение лицемера, которого приветствуют и Мариана, и Эльмира, и госпожа Пернель. Но пьесу надо написать в стихах, а Теофиль Готье отказывается сотрудничать с Бальзаком. "И вот мне пришла в голову мысль дать один акт Шарлю де Бернару, два акта - Мэри, а еще два акта распределить между двумя другими поэтами".

Выясняется, однако, что тут коллективный метод работы непригоден. Рассчитывать можно только на самого себя. Бальзак вновь принимается за черный кофе. В неделю у него ушло полкилограмма кофе. Не написал ни строчки. Даже под потоками мокко мозг отказывается работать. Он буквально угасает от какой-то непонятной болезни, вызванной тем, что рушится надежда на счастье, которое было так близко. Лоран-Жан, встревоженный бездействием Бальзака, принес ему Диккенса ("Сверчок на печи"), чтобы развлечь друга. Бальзак делится с Ганской своими впечатлениями: "Эта книжечка - настоящий шедевр, без малейшего изъяна. За нее Диккенсу заплатили сорок тысяч франков. В Англии платят лучше, чем у нас!.." И вот жестокий удар дерзкое письмо Жирардена, где говорится, что если газета "Ла Пресс" и настаивает на опубликовании последней части "Крестьян", то лишь потому, что за Бальзаком числится недоимка - он возвратил не всю сумму полученного им аванса. "Если бы вы могли расквитаться с нами полностью, я охотно отказался бы от "Крестьян". Бальзак взвился на дыбы, как от удара хлыстом: "Вопреки вашему мнению я считаю свою книгу превосходной". Грубость Жирардена он объясняет опубликованием в "Ла Пресс" фельетона Даниеля Стерна (псевдоним госпожи д'Агу), "синего чулка", питающей ненависть к Бальзаку со времени выхода в свет "Беатрисы". Единственным неопровержимым ответом хулителям могла быть только новая прекрасная книга. Но "дом мой омерзителен, литература глупа, и я сижу сложа руки, когда мне нужно работать".