Прометей. Ледяное безмолвие

Лифт открылся. Директор вошёл внутрь и выставил перед собой руку, не пуская в кабинку Вита, успев сказать перед закрытием дверей:

– Идите со своим «великим изобретением» знаете куда? Адрес можете спросить у секретарши. Она лучше знает.

И уехал.

Как же так? Бузмаков готов был схватиться за голову. Что делать? Даже слушать, скотина, не хочет. Урод, бездарь, пустышка! Ноль без палочки, усевшийся в удобное кресло. Мы не жалели себя. Мы делали, старались. Готовы были сдохнуть, замёрзнуть, погибнуть. И ради чего? Чтобы этот… Тварь… Тыловая крыса… Последний нелицеприятный эпитет всплыл в голове неизвестно откуда. Тем не менее, попал в самую точку. Тыловая крыса! Крыса! Крыса!! Крыса!!!

Так, но что же делать? Мара с Ярославом надеются на меня. Что делать? Надо! Надо найти того, кто меня выслушает и поймёт всю важность нашего изобретения. Идти было некуда, и Вит вернулся в приёмную.

– Ирина Эдуардовна, вы кажетесь самым адекватным специалистом, который может мне помочь.

– Хорошо поёшь парень. Но в данной ситуации тебе уже никто не поможет, – «Ирочка» была спокойна, равнодушна и непреклонна.

Но и Бузмаков был неумолимо настойчив. Порой секретарши понимают и знают гораздо больше своих шефов. Только молчат до поры до времени, не желая выказывать этого.

– Ирина Эдуардовна, мне тоже было бы на всё наплевать. Тем более, Гольдберг прямо сказал, что я отныне безработный.

Секретарша спокойна укладывала в большую картонную коробку свои вещи, казалось, вовсе не слушая Вита. Откуда только берутся эти контейнеры для личных вещей? Всё меняется, а они неизменны. Что сто лет назад, что теперь.

– Ирина Эдуардовна, – Вит неустанно продолжал долбиться в закрытую дверь, – я не по пустякам беспокоюсь. И вовсе не ради орденов или премии.

Женщина, не отвлекаясь от сбора вещей, монотонно переспросила:

– Ради чего тогда?

Бузмаков не сразу подобрал аргументы, неопределённо помахав в воздухе рукой:

– Э-э-э… ради чего, ради чего? Ради всех. Ради нас с вами. Ради жизни на земле. Э-э-э… наше изобретение… Вот это, – он потряс красной кожаной папкой. – Это на самом деле вовсе не изобретение.

Секретарша фыркнула:

– Фи! Так выкиньте его в ведро! Завтра отсюда будут вывозить горы ненужных бумажек, которые даже на растопку негодны.

Бузмаков посчитал, что она посмеялась над его папкой с бумажными документами. Это Шелихов вернул в техпроцесс допотопное делопроизводство. Свой шаг он объяснил предельно просто: «При минус шестидесяти электронное устройство сдохнет, а бумага стерпит». «Они здесь не знают, как трудно там, на севере – в Москве», – подумал в досаде технолог. Но эту тему развивать не стал. Не в ней суть.

– Вы не поняли. Это не изобретение, – Вит сделал театральную паузу, нагнав на выражение лица максимум серьёзности и значимости. – Это не изобретение. Это спасательный круг для всего человечества. Правда-правда. Я не вру. Иначе меня бы здесь не было. Я в этом участвовал, – он вновь потряс папкой. – Я там был, я видел и я в полной мере понимаю значение этого изобретения.

Сказано было очень веско. Женщина отвлеклась от своего занятия:

– Я не могу вам помочь. При всём моём уважении. Гольдберг не врёт: институт закрыт, коллектив распущен, а все документы в течение этой недели будут отправлены в мусоросжигательный крематорий.

– Что же делать?

– Вам надо найти человека, который бы выслушал вас, понял и смог помочь.

– Кого?

– Я не знаю никого другого, кроме академика Соболевского.

– Да был я там! Был! Но его нет. Он в длительной командировке.

– Соболезную. Но другой кандидатуры у меня нет.

– Кошмар, – Бузмаков плюхнулся на стул.

– Не знаю, сходите к Рашеву. Хотя он ничем не лучше Гольдберга. Одного поля ягоды. Но вдруг?

– А он здесь?

– Да. Он ещё две недели будет здесь неотлучно. Ему поручены работы по ликвидации института. Кабинет «614».

Бузмаков ушёл, и Ирина на время забыла о нём, погрузившись в свои насущные дела…

… Примерно через час она вышла на крыльцо с картонной коробкой в руках и стала искать взглядом машину своего брата, который обещал её подвезти. Но брата не было. Зато с высоты крыльца она увидела голову Бузмакова. Изобретатель стоял на автобусной остановке в толпе беженцев, заполонивших улицы города. «Не уж-то договорился с Рашевым? – удивилась секретарша Гольдберга. – Иначе как объяснить, что спустя целый час этот парень всё ещё здесь. Очевидно, разговор был долгим».