Прометей. Трилогия

Подведя итог своим выводам и рассуждениям, Глеб понял, что ему необходимо нечто простое — что-то вроде механической куклы или робота — искусственная конструкция, в которую можно будет поместить свое восстановленное сознание. Кроме того, он отлично понимал, что воссоздать сложнейшие структуры человеческого тела он просто не в состоянии. Ни один биолог не знает всех тонкостей такого сложного организма на молекулярном уровне — только генетическая информация занимает в нем триллионы гигабайт. Не без некоторого сожаления ему пришлось окончательно отказаться от этой идеи. Вместе с ней он утрачивал слишком многое: мир тактильных ощущений, вкусовые и зрительные восприятия. Все изменится внутри той куклы, в которую он собирался поместить свой мозг. Собственно, Глеб ничего не терял, поскольку этих самых ощущений у него не было с того мгновения, когда он превратил самого себя в часть гигантского компьютера антов. Зато, если его замысел удастся, он приобретет достаточно много. Свободу передвижения, например. Непосредственное ощущение наружного мира, внутри которого он сможет передвигаться, — только ради этого стоило попробовать осуществить свой замысел.

Он хорошо знал станцию, все ее возможности. Иначе и быть не могло, в конце концов, ведь это именно он стал главной составляющей ее электронного мозга.

Восстановительные мощности, используемые для ремонта вышедших из строя механизмов, расположенные на нижних производственных этажах, вполне могли справиться с подобной задачей. Пока оставалось совершенно неясным, каким образом он сможет перенести свое сознание в механическую куклу, которую собирался изготовить, но Танаев привык решать сложные задачи поэтапно — сначала нужно было создать сам механизм, способный заменить ему тело, и уж потом думать о том, как его оживить.

Покончив с составлением предварительного плана, Танаев приступил к его осуществлению, и вот тогда, после того как была отдана четкая команда переместить его сознание в нижние этажи, он впервые ощутил сопротивление.

Что-то было не так, что-то не сработало, поскольку он по-прежнему оставался в большом отдельном блоке, расположенном в восточной части купола, недалеко от того места, где недавно произошел незапланированный разряд энергии.

Танаев ничего не знал об этом разряде, зато мог увидеть и оценить последствия аварии. Несколько линий, ведущих к грушевидному управляющему блоку, ставшему его временным домом, были разорваны — их обгоревшие концы, свернувшись наподобие мертвых змей, неподвижно лежали на полу. Но не это открытие потрясло его. Авария произошла значительно раньше его пробуждения, и, очнувшись уже после нее, он мог свободно перемещаться по всей станции. Мог, но не теперь…

Необходимо было немедленно разобраться в том, что представляют собой эти новые обстоятельства, потому что они угрожали самому его существованию. Глеб инстинктивно чувствовал угрозу и сопротивление, возникшие в управляющих блоках станции, которые теперь постепенно выходили из-под его контроля.

— Думай, Глеб, думай! — приказал он себе и стал осуществлять это своими стеклянными, прозрачными для притаившегося внутри станции наблюдателя «извилинами». Ему гораздо легче было бороться не с безликим механизмом, а с конкретным врагом, которого его сознание поспешило воплотить в конкретный образ. Нечто вроде стеклянного паука, притаившегося поблизости и следящего за соблюдением внутренних законов. Паук-полицейский.

Возникновение индивидуального сознания внутри управляющих блоков станции не было предусмотрено ее центральными программами. Более того, сама такая возможность была тщательно заблокирована охранными программами, управлявшими стеклянным пауком. Но произошла авария, и невозможное стало возможным. Однако и такой невероятный случай учитывался конструкторами станции. Ее охранные системы обязаны были в зародыше разрушать любое проявление индивидуальности, однако они этого не сделали в тот момент, когда Глеб очнулся от долгого сна, — почему?

Вероятно потому, что линии ввода, ведущие в его индивидуальный блок, были разорваны коротким замыканием. Авария разрушила их, оставив в неприкосновенности линии вывода, иначе он не смог бы перемещаться по станции. Однако сейчас эти линии оказались заблокированными.

Сами по себе охранные программы не были способны на такое. Они могли разрушать электронные заряды, стирать информацию. Они вполне могли уничтожить его только что возродившийся мозг, если бы сумели проникнуть в его изолированный, отделенный от них аварией блок, но обладали возможностью производить какие-либо механические действия.