Промежуточная станция

Куда направляется человек, когда у него безрадостно на душе? Тех, кто чувствуют себя одинокими и несчастными, скорее всего потянуло бы в шумный людской водоворот. Но разве привлекла бы ярмарочная суета Марию Савари?

Из нескольких фотографий он выбрал фотомонтаж, на котором Мария выглядела этакой вертихвосткой. Опыт подсказывал, что легче получить информацию о людях, которых респонденты могут характеризовать с долей пренебрежения. Это была довольно гнусная подделка, снимок сделали в подвале, потом наложили фигуру шлюхи, во время стриптиза.

С чего же начать? Сейчас он нуждался в ней больше, чем во всяком ином обитателе города. Ему необходимо знать, где она и что делает, все остальное не имеет значения. Он должен знать это раньше, чем разнюхают другие, иначе он ничего не узнает. После провала с арестом Госбезопасность впала в истерику, точно ватага играющих в войну школьников, которым вдруг сказали, что это всерьез. А полиция посмеивается в кулачок. Геллерт репетирует восстание против Учреждения. Никакой конфиденциальной информации без письменных запросов, ни одной передачи документов без требования суда. Все абсолютно корректно, абсолютно легально. Своих адъютантов он уже разогнал, о преемнике было лишь известно, что его подобрал себе сам Геллерт. Заранее. Оставалась еще надежда на ополчение горожан… и на Роланда Савари. Заполучить его значит иметь все. Тогда его жена пускай катится, куда ей угодно. Если она останется в живых, это будет так же унижать мужа, как муж благодаря жене унижал его, обербригадефюрера.

Он взялся за телефонную трубку и набрал номер своей новой секретарши.

— Ты одна? — спросил он без обиняков.

— Да, — не сразу ответила она.

— Отправь его восвояси и собирайся. Через полчаса я за тобой заеду.

Две пары глаз видят больше, чем одна. И женщина всюду найдет след женщины.

Через полчаса он подъехал к дому номер 65 по Главной улице. Было самое начало двенадцатого.

Попав на освещенную улицу, Мария поняла, что ошиблась во времени на добрый час. Двадцать три ноль-ноль. На площади перед собором какая-то суета. Спешно сооружают подиум для массовой манифестации. Сосисочный киоск открыт, под навесом кафе сидят люди.

В сущности, ей было все равно, куда идти, лишь бы только идти. Когда она сидела в ловушке, ей казалось, что все будет проще и легче. Ее обуревало одно желание — выбраться из дома, она была так одержима этой идеей, что о дальнейших шагах и не думала. А ведь это не пустячный вопрос: куда идти? Как-никак она не спала два дня и полторы ночи, ей нужно найти место, где можно выспаться. Не исключено, что ее примут сестры милосердия, если удастся незаметно пройти в госпиталь. А лучше бы позвонить Геллерту, может, она его застанет. Если он остался таким, каким был в начале их знакомства, он попытается помочь ей.

У киоска с сосисками стояла телефонная будка.

Мария сделала несколько шагов вверх по Главной улице, надо пересечь ее чуть повыше, и тогда не страшен клин света от прожектора на стройке.

— Десять минут двенадцатого, — обербригадефюрер посмотрел на часы. Прошло ровно полчаса. Он увидел женщину, направлявшуюся к машине. Неплохо. Новая секретарша весьма пунктуальна, хотя и врунья. Разумеется, она была не одна, когда он звонил. Он склонился над соседним сиденьем, чтобы открыть дверцу. И тут же чуть не подскочил от изумления: «Это же… Господи… это…»

В тот же миг и Мария увидела его. Она собиралась пересечь улицу как раз позади автомобиля. «Конец», — подумала она. Что за ерунда? Она была уверена, что вот уже несколько месяцев обербригадефюрер не появляется наверху в городе, но сейчас он был перед ней.

— Добрый вечер, госпожа Савари, — заговорил он, — наконец-то у нас с вами состоялась желанная приватная встреча.

Марии было не до шуток. Все последние сорок восемь часов ее голова была занята неотступными мыслями о том, как гибнет одна надежда за другой, сменяясь новой, совершенно иной, но которая тоже обречена. У нее уже не было охоты продолжать эту игру.

— Добрый вечер, — ответила она, — только встреча эта — вовсе не приватная и не желанная. Хватит нам в конце концов дурачить друг друга.

Обербригадефюрер посуровел лицом.

— Неужели мое решение было ошибкой?

— Все было ошибкой. Ошибка то, что мы живем, умираем, к чему-то стремимся, от чего-то отказываемся. Вы не хотите пригласить меня на прогулку? Я так устала, что приняла бы такое приглашение. Пожалуй.

Обербригадефюрер испытующе посмотрел на нее.

— Не удивляйтесь моим словам. Я сумасшедшая.

— Нет, вы не сумасшедшая.

— Нет? Но почему же меня хотели поместить в психиатрическую клинику?

— Лучше клиника, чем могила, — ответил он, поглядывая в зеркало заднего вида: он искал глазами подозрительных субъектов, друзей Марии. Уж очень уверенно она себя чувствовала.

— В данный момент вас, очевидно, охраняют, — сказал он, — но не надо строить иллюзий. В конце концов рука Учреждения станет еще длиннее. Вы не сумасшедшая. У вас хорошая подготовка, вы неробкого десятка и долго водили меня за нос.

— Я и сейчас вас вожу.