Промысл Божий в моей жизни

Точно огня влили мне внутрь сердца эти слова... Я широко раскрыл глаза, но произнести ничего не мог от страшного напряжения...

Тут я припомню, что мы оба были одеты по-монашески, и это могло дать о. Никите основание думать, что я приму иночество, и по обычаю, дойду до епископского сана, как и другие ученые монахи. Но ведь и Саша был одет так же, как и я! А о монашестве за все время беседы ни он, ни я не сделали ни малейшего намека, да и не думали еще тогда о том. Впрочем, я-то думал раньше, но в тайниках души лишь. И никому не говорил своих дум... И на этот раз не осмелился говорить: пред святым особенно стыдно было бы говорить об этом, иначе выходило бы, что вот он — монах, и я буду «тоже» монах, «как и он...» А это было бы неприличным, и дерзостью: думать о себе наряду с ним, святым...

А Саше ни слова не говорил...

И вдруг такие, потрясшие меня слова! А Саше — ничего... Как есть ничего, ни одного слова. Поддерживаемый под руку о. Никитою, как обычно «водят под руки» и настоящих архиереев, — я почти без мысли повиновался и пошел рядом.

Саша, не получив приглашения, пошел за нами вслед с о. Зоровавелем.

В особом домике, где помещалась общая трапезная, отец Никита усадил всех нас. Сюда пришел «хозяин» скита, о. Иаков, из карел, тихий, кроткий, но с постоянною улыбкою и веселым лицом. Нам подали чаю с сухими кренделями, в виде буквы Б, поэтому их и называют «баранками». А перед этим принесли соленых огурцов с черным хлебом. В этом и состояло все угощение.

Но на «Предтече» другого лучшего и не было. Нам дали все что могли. Да и не в пище же человек!

После угощения я, пораженный пророчеством батюшки, захотел уже подробнее и наедине поговорить о монашестве... А может быть, на это батюшка меня сам навел. И мы, гуляя тихо по острову, продолжали беседу.

— Батюшка! Боюсь, монашество мне трудно будет нести в миру.

— Ну и что же! Не смущайтесь. Только не унывайте никогда. Мы ведь не ангелы (И еще мне было сказано нечто ободрительное. Умолчу...).

— Да, вам здесь в скиту хорошо, а каково в миру?

— Это — правда, правда! Вот нас никто почти и не посещает. А зимою занесет нас снегом, никого и не видим. Но вы нужны в миру, — твердо и решительно докончил батюшка.

— Не смущайтесь. Бог даст сил. Вы — нужны там. Но я продолжал возражать.

— А вот один человек дал мне понять, что мне нельзя идти в монахи.

Вдруг батюшка точно даже разгневался, что так странно было для его кроткого и тихого облика, и спросил строго:

— Кто такой? — И не дожидаясь даже моего ответа, с ударением сказал мне очень много значительных слов, но я их боюсь передать неточно, а приблизительно смысл был таков:

— Как он смеет? Да кто он такой, чтобы говорить против воли Божией?

И о. Никита продолжал говорить мне прочее утешительное.

Мы еще провели в скиту ночь и часть другого дня. После уехали. Батюшка прощался с нами и со мною опять просто, точно ничего и не было им сказано мне особенного. И я тоже успокоился.

Прошло лет пять после того, о. Никита скончался. Составитель его жизни, как-то узнав о предсказании его, попросил меня дать материал. Я тогда уже был иеромонахом Вениамином. И жил в архиерейском доме архиепископа Финляндского Сергия секретарем и «чередным»2.

И я с радостью написал, но только скрыл, что батюшка предсказал мне об архиерействе. Иеромонаху тогда неловко было писать об этом. Еще прошло после того девять лет, а со времени прозорливой беседы четырнадцать, и я, грешник, был хиротонисан во епископа в Симферополе.

А что же случилось с Сашей Ч.? Он женился. И женился не по чистой совести: он и брат его полюбили двух родных сестер. Но так как законы наши запрещают такие браки, то они сговорились пожениться одновременно в разных лишь церквах. Но все же и это был обман перед Богом...

Видно, и это прозревал батюшка. Поэтому и оставил его на Валааме сидеть на скамеечке без ответа, а меня повел «угощать».

После мне еще раз пришлось быть на «Предтече». В домике о. Никиты жил его ученик и преемник по старчеству — отец Пионий, тоже тихий и кроткий.

Я у него попросил что-либо на память о батюшке. О. Пионий снял бумажную иконочку святых равноапостольных Кирилла и Мефодия и благословил меня ею от имени отца Никиты.

А Саша — Александр М. Ч. — после пошел по педагогической службе. Затем был года три в ссылке...

Кстати — о греховности. Ныне лишь я прочитал такой утешительный случай из жизни преп. Серафима. Перепишу его целиком, — в ободрение и укрепление всем нам.

Надежда Федоровна Островская рассказала, какое совершенно неожиданное для себя предсказание получил ее брат от дивного прозорливца Серафима Саровского.

«Родной мой брат, подполковник В.В. Островский часто гостил в Нижнем Новгороде у родной нашей тетки, кн.Грузинской, которая имела большую веру в о.Серафима. Однажды по какому-то случаю она послала брата в Саровскую пустынь к этому прозорливому старцу. Отец Серафим принял моего брата очень милостиво и, между прочими добрыми наставлениями вдруг сказал ему:

— Ах, брат Владимир, какой же ты будешь пьяница!