Промзона

— Постой, Саша, — насмешливо перебил президент, — какой оффшор? Твой оффшор? При всем моем неуважении к покойнику Бельскому, у меня нет сведений, чтобы он зараз отгонял в «банко дель Миро» по сорок восемь лимонов зелеными.

Так что у меня большие сомнения в том, как будет функционировать твой холдинг.

— А так и будет, — сказал Альбинос, — что каждый год в нем будут сменяться начальники, и каждый год начальник будет отгонять половину прибыли на оффшор, а потом каждый последующий начальник будет сажать каждого предыдущего.

Президент поднял на него прозрачные глаза.

— Константин Кимович, — сказал он, — я бы попросил вас не комментировать меня. Мне мои мысли вполне понятны самому. И если мне покажется, что они совпадают с вашими, я буду склонен думать, что я в чем-то ошибаюсь. Я вообще не склонен доверять человеку, который бежал из СССР и изменил родине.

Лицо Цоя стало белей, чем его волосы. В кабинете на несколько секунд наступила мертвая тишина.

— Александр Феликсович, — продолжил президент, — меня не удовлетворили ваши объяснения касательно денег на швейцарских счетах. В связи с этим я хотел бы услышать более откровенный ответ на вопрос: как именно погиб Степан Бельский?

Ревко поднял голову. Он смотрел прямо на Извольского.

— Степана убрали мои люди по твоей просьбе, Слава, — ответил Ревко, — что же касается меня, то я жалею лишь о том, что отказал в твоей второй просьбе и не убрал Альбиноса.

— Не очень убедительный ответ, — сказал президент, — мне кажется, Вячеслав Аркадьич вряд ли стал бы просить о такой работе постороннего. Он бы попал в слишком большую зависимость. В конце концов, у него дома слишком хорошие повара, чтобы он еще платил за обед в ресторации. В этой связи у меня вопрос — учитывая, что ты взял с обоих участников сделки в совокупности восемьдесят семь миллионов долларов, и ни одному из них не намеревался отдавать заводов другого, — что произошло бы с Константином и Славой после образования холдинга?

— Ничего. Потому что я не брал их денег.

Президент кивнул.

— К сожалению, Саша, твои ответы меня не очень удовлетворили. И ты сам понимаешь, почему.

— Я их не брал! Такого — не утаить!

— Почему же, Саша. Утаить. При определенных условиях. Вот что мне понравилось в обоих гражданах промышленниках — они как-то не задумались над одним простым вопросом — а зачем тебе столько денег? А ответ очень прост.

Столько денег нужно только на свержение законной власти. Так что утаить эти деньги можно, не только убив господ промышленников, как это показалось им. А и убив меня. Ты не перепутал Россию с очередной Руандой?

— Ты делаешь ошибку, я…

— Я очень часто слыхал от тебя эти слова в последнее время, Саша. Я не пересмотрел итоги приватизации — «ты делаешь ошибку». Я не меняю правительство — «ты делаешь ошибку». Я не обложил нефтяные компании налогами в пользу армии — «ты делаешь ошибку». Я не посадил в тюрьму парочку взяточников — «ты делаешь ошибку». Тебе надоело количество ошибок, которые я, по твоему мнению, делаю? Ты решил вспомнить старое ремесло, и даже методы финансирования выбрал старые, не правда ли? Я помню, как ты мне рассказывал, сколько правительств ты сменил на деньги от экспорта МиГов, и по-моему, тогда у твоего оффшора тоже был счет в «Банко дель Миро»!

— Я не планировал государственного переворота, — сказал Ревко, — я всего лишь хотел создать государственную компанию.

Президент резко повернулся на каблуках и ушел в комнату отдыха.

Повинуясь его молчаливому жесту, за президентом последовали Александр Ревко и присутствовавший при сцене зам администрации.

Через мгновение в кабинете появились четверо безукоризненно одетых молодых людей. Двое остановились за спиной Цоя, а двое остались приглядывать за Извольским.

Цой невозмутимо присел у стола для совещаний и принялся ждать.

Извольский ходил из угла в угол, стараясь держаться подальше от корейца.

Прошло еще двадцать минут, и зам администрации вновь появился в кабинете, оглядел Цоя с Извольским и вышел куда-то в предбанник. Когда через десять минут он вернулся, в руках у него был небольшой черный ящичек.

— Вам, наверное, интересно, господа, — сказал чиновник, — Президент подписал приказ об увольнении Александра Ревко.

Цой глядел перед собой ничего не выражающим взглядом.

— А это что? — спросил Извольский, показывая на ящичек.

— Подарок. Подарок по случаю десяти лет добрых отношений, связывавших президента, Александра Феликсовича и меня.

Зам администрации поднял крышку, и Извольский увидел небольшой вороненый пистолет, покоящийся между обитых розовым шелком стенок.

Зам администрации резко закрыл ящичек. Через мгновение за ним захлопнулась дверь в комнату отдыха.

Извольский и Цой невольно переглянулись.

Прошло еще пять минут, и в кабинете появился президент. В руках его по-прежнему была бумага об образовании «Федеральной промышленной компании».

— Константин Кимович, — сказал он, — Вячеслав Аркадьевич. Если я услышу, что вы предпринимаете какие-либо действия друг против друга, даже если кто-то спер у другого хоть макаронную фабрику, — я подпишу этот указ. Вам все понятно?

* * *