Пронзая ветер

— Давай, крошка, продырявь этого урода, — раздался чей-то голос.

Площадь взорвалась криками, смехом, улюлюканьем. Ланетта перевела взгляд на Ужика. Тот ободряюще подмигнул ей и растянул в улыбке непомерно большой рот. Она вытащила первый клинок. Металл полыхнул оранжевым, отражая пламя факелов. Это остудило все чувства. Осталась только предельная сосредоточенность. Ланетта прицелилась, и всадила кинжал рядом с правым плечом Ужика.

Он радостно оскалился, приветствуя успех девушки, а толпа изумленно выдохнула. Следом взвизгнули еще девять кинжалов и обрисовали силуэт силача. Неловко поклонившись, Ланетта поспешила прочь.

— Слишком быстро, — покачал головой Папаша Мот, но девушка плохо понимала смысл его слов.

Она даже не разобрала — хлопали ей или нет. Забравшись в повозку, Ланетта вцепилась в боковой поручень и попыталась утихомирить сотрясавшую ее нервную дрожь. Крыса забралась к ней на колени и начала умываться.

«Мне понравилось, — раздалось у нее в голове. — Как артистке тебе, правда, не хватает драматизма, зато в качестве охотницы ты была бесподобна!».

Ланетта кивнула, успокаиваясь, и выглянула наружу. Там Папаша Мот анонсировал новый номер.

Все замерли, когда Ртуть выпорхнула в центр площадки к поджидавшему ее Шуту. Изящно поклонившись, он протянул руку девушке. Она чуть жеманно вложила в его ладонь свою ладошку. Оба замерли: Шут с восхищением, а девушка нарочито смущаясь. Папаша Мот заиграл на флейте мелодичный напев, Ужик бубном принялся отбивать ритм. Представление началось. Сначала неторопливо и осторожно: артисты словно присматривались друг к другу. А потом все быстрее, стремительней, смелее. В свете факелов костюмы, расшитые бисером и металлическими чешуйками, звенели и переливались. Скоро от стремительных переворотов и прыжков у Ланетты начало рябить в глазах. Толпа заворожено взирала на артистов. Время от времени она разражалась криками и восторженными аплодисментами. А в заключение представления Шут колесом пронесся по кругу, на ходу выдергивая из земли горящие факелы и подкидывая их высоко в воздух. Ртуть ловила их, собирая в огромный пылающий букет.

— Конец! — объявил Шут, вставая рядом со своей партнершей.

Факелы, подчиняясь его приказу, потухли. Площадь погрузилась кромешную мглу.

А когда вспыхнул огонь, площадка блестела от брошенных туда монет. Представление удалось.

Народ не спешил расходиться. Но обсуждение игры артистов как-то плавно сместилось на шокирующие события в Миотополе. Торопливо переодеваясь в темноте фургона, Ланетта с интересом прислушивалась.

— Совсем обнаглели эти столичные, — возмущался народ. — Норовят Силу из Храма украсть!

— Да на них порчу навели! Я слышал, это все козни правителей из Дома Страха. Их колдун проник в столицу и наслал на людей безумие! Говорят, он хотел разрушить Храм, чтобы Митриль захватить, — раздался чей-то голос, перекрывая ропот толпы.

Его слова моментально были подхвачены, эхом разносясь по площади. Огонь народного негодования затрещал с новой силой.

— Как же его Страж Границы пропустил? Какой ужас! Что теперь будет? Поставить их на место надо! Пусть не думают что мы слабаки. Мы сами из Кросса Силу пить будем! У них ни оружия, ни доспехов приличных нет. Пусть вооружат нас. Мы пойдем на Кросс!

— На Кросс! На Кросс! — забушевала толпа.

Это напоминало грозные раскаты грома.

Коросс куда-то пропал, а Ртуть помогала Папаше Моту и Ужику собирать монеты. Шута тоже не было видно. Ланетта скользнула в темноту, мечтая найти Шута и спросить, что он думает о ее выступлении. Его мнение было для нее очень важно.

Свернув в тихий переулок, она прошла несколько десятков метров, с наслаждением вдыхая щедрое благоухание наступающего лета. Белоснежные кусты жасмина загадочно светились в ночи и дурманили голову волшебным ароматом. Стрекотание цикад иногда перекрывали взрывы чьего-то смеха или лай собак, но потом невидимые певцы с удвоенной силой пытались отстоять свое право озвучивать волшебство летней ночи.

— Ого! Да, это циркачка! — неожиданно вынырнувший из подворотни парень остановился как вкопанный.

— Где? Эй, циркачка, давай с нами! — загомонило сразу несколько подвыпивших голосов.

Развернувшись, Ланетта бросилась бежать. Петляя как заяц, она сворачивала то в одну улочку, то в другую, пока шум преследования не стих. Забившись под густые кусты жасмина, она затихла, слушая, как неохотно успокаивается бешено стучащее сердце.

Две темные фигуры остановились недалеко, продолжая начатый разговор.

— … теперь народ воспылал решимостью встать на защиту отечества, — узнала она голос Шута. — Даже не знаю, как ко всему этому относится…

— Войну нельзя допустить, — отозвался Коросс. — Последствия могут не устроить ни одну из сторон.

Ланетта хотела выбраться из кустов, но сразу представила град насмешек, которые на нее обрушит Шут. «Догоню, когда отойдут подальше», — решила она. Но они, как назло, продолжали стоять.

— Признайся, кроссец, тебе просто страшно? В прошлую войну мы бы вас сильно потрепали, если бы не Черный Дракон.