Проощание с детством

Даша еще некоторое время понежилась в постели, а потом накинула на себя большую чужую рубашку, застегнула несколько пуговиц и подошла к плотным матовым шторам, не впускавшим в помещение не лучика солнечного света. Возле окна на стене висело большое старинное зеркало с местами облезшей амальгамой в резной красивой раме. Ее отражение в нем с интересом изучало девушку с задумчивой, нежной и мечтательной улыбкой. Оно казалось каким-то другим, новым, непривычным. Это была уже совсем не та Даша — серая мышь, невзрачная и незаметная, всегда бывшая только приложением к чьей-то более яркой и решительной личности. На нее смотрела девушка с мягкими, плавными чертами лица, легкой россыпью веснушек, до этого не бросавшейся в глаза, густыми растрепанными после сна волосами, играющим на щеках румянцем и сияющими глазами теплого кофейного цвета. Даша невольно залюбовалась собой новой, собой проснувшейся в новой реальности, в новом мире, ничуть не напоминающем прежний.

Что будет теперь?

Неизвестность пугала ее, но она готова была к любым поворотам, если только рядом будет Юра. Запах его рубашки, ее тепло кружили голову Даше, как будто к ее коже прикасалась не ткань, а его пальцы.

Эта ночь…

Юра сидел за столом на кухне, сложив руки в замок и уставившись в одну точку. Он выглядел каким-то потерянным и помятым. Даша обняла его и положила голову ему на плечо.

— Доброе утро, — промурлыкала она.

— Доброе, — как-то не очень весело откликнулся Юра. Даша тяжело вздохнула и села напротив, стала пальцами расчёсывать спутавшиеся волосы.

Ветер играл с легкими занавесками и скрипел незакрытой форточкой. В квартире было тихо, а с улицы доносилось множество самых разных звуков, напоминавших о том, оставленном ею мире.

Еще вчера она была другим человеком и жила в другой реальности девочки Даши, безнадежно влюбленной в жениха своей старшей сестры. Сегодня она стала Дашей, которую Юра любит, которой он доказал это этой ночью, которая училась любви, как некогда училась музыке.

А Настя?…

Даша помрачнела, хрупкий кораблик ее мечты налетел на риф. Ее захлестнуло чувство вины, горькое, невыносимое. Захотелось расплакаться, убежать домой, рассказать обо всем случившемся матери, признаться, что ночевала она вовсе не у Сони, да и Насте признаться, попросить прощения, если это еще что-то исправит.

Юра заметил произошедшую в ней перемену и улыбнулся ей ободряюще, одними только светло-карими глазами, цвета свежего липового меда, переливающегося на солнце. Он взял ее руку на столе и накрыл своей.

— Не грусти, — нежно сказал он и на всякий случай спросил, — ты не о чем не жалеешь?

— Не жалею, — неуверенно подтвердила Даша и прикрыла глаза. Она думала о Насте, а заодно вспоминала свою первую встречу с Юрой, знакомство с ним. Первое впечатление ее было очень сомнительным, потому что тогда она слишком хваталась за привитые ей стереотипы и мирскую мораль. «Какой-то битник» — емко очеркнула девушка и решила, что ее сестра еще одумается и найдет себе кого-то нормального. Пусть ищет теперь кого-то нормального. Мысль была какой-то злой, агрессивной и Даша сама себя испугалась. С чего ей ненавидеть свою сестру? Она ведь не сделала ей ничего плохого, кроме того, что полюбила Юру…

— А Настя? — прошептала Даша и распахнула глаза. Ее ослепил яркий свет, лившийся с улицы. Вышло солнце и небо наконец-то очистилось от туч.

— Даша… — Юра крепче сжал ее ладонь, — я… я так ошибался. Я искал в ней тебя. Я любил в ней твои черты. Как глупо… — он прижал руки к лицу и покачал головой, — глупо, глупо.

Девушка сидела не способная пошевелиться или произнести хоть слово. Все по прежнему не укладывалось в ее голове — он любит ее. Ее, а не Настю. Потому что она удивительная, уникальная, прекрасная и такая единственная… Потому что она лучше всех. Она… Этот серый мышонок?

Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Поиграй мне, пожалуйста, — попросила она вдруг тихо-тихо, подивившись звуку собственного голоса. Юра, до этого думавший о чем-то с мрачным и отрешенным лицом посветлел и заулыбался так заразительно, что ей захотелось тоже.

— Хорошо, — кивнул он и ушел, чтобы убрать с фортепиано книги и прочую ерунду, наваленную поверх крышки. Скоро Даша услышала прекрасные, чистые звуки музыки и, как будто бы ведомая ими, убрела следом в комнату, остановилась, опершись спиной о дверной косяк, и закрыла глаза, растворяясь в чудодейственном волшебстве. Композиция была нежной, томительной и тягучей, она патокой заливалась в уши и наполняла девушку изнутри теплым сладостным чувством.

Она подошла к окну и распахнула тяжелые пыльные шторы, пропуская в комнату лучи приветливого весеннего солнца. Сейчас у нее было такое чувство, словно она только что распахнула шторы своей души, чтобы наполнить ее чистой гармонией музыки и прекрасной, разделенной любви. Ей хотелось выпорхнуть в квадрат окна на крыльях неожиданно распахнувшихся за спиной.

Но на горизонте ее безоблачного наступившего счастья маячила черная грозовая туча, угрожавшая рано или поздно заполнить собой все небеса.

Настя.