Проощание с детством

— Ты довольна, довольна!? — пробормотала она заплетающимся языком, — ты ведь хотела, чтобы я была шлюхой?! Ну так я буду, буду, мамочка! — бросила она и убежала под дождь.

Она блуждала по улицам, продрогшая и промокшая насквозь, напоминающая утопленницу с распущенными темными волосами, пока не решила зайти к Марине. Подруга испугалась ее вида, накинула на ее плечи теплый халат и проводила ее на кухню, чтобы напоить чаем, от которого Оля тут же отказалась.

— Что случилось? — испуганно спросила девушка.

— Все как обычно замечательно! — воскликнула Оля и вдруг снова разрыдалась, вцепившись в руку подруги, как в спасительную соломинку. — Маришка…. Маришка… это конец… конец, слышишь!? Мать заставила меня сделать аборт… Она заставила меня порвать с ним… Нет меня, нет больше! Я мертва…

Марина обняла Олю и погладила по голове очень нежно и осторожно. Ей было до слез жалко девушку, но она ничем не могла ей помочь. Любые слова казались неправильными. Что сказать человеку, которому пришлось убить своего ребенка и свою любовь? Все будет хорошо? Бред.

— Тише, тише… — проговорила Марина ласково. Оля все плакала и плакала.

Когда она немного успокоилась, она хрипло спросила:

— У тебя есть что-нибудь выпить? Горячительное.

Марина покачала головой. Оля тяжело вздохнула, откинула назад мокрые волосы и вырвалась из объятий подруги, направляясь в прихожую.

— Куда ты? — испугалась Марина, решившая, что сейчас Оля пойдет и броситься с моста или с крыши многоэтажного дома.

— Найду Ритку, — ответила Оля, — хочу с ней нажраться…

— Оль… — неуверенно начала Марина, не уверенная в том, что стоит это говорить, но она слишком плохо умела хранить секреты, лукавить и что-либо скрывать, — она вроде как больше не пьет.

— Почему это? — нахмурилась ее подруга.

— Ну… Из-за Саши, — Марина уже сама пожалела о том, что сказала это.

— Какого Саши?! — поинтересовалась Оля совсем без интереса, она некоторое время ступорено смотрела в одну точку, пока не просияла, — нашего? Колеченкова?!

Марина кивнула.

— Да он же голубой! — воскликнула Оля, но взгляд Марины заставил ее усомниться в правдивости своих слов. Она присвистнула, отметив, что пропустила очень много за то время, которое была занята своими личными проблемами. Значит Польских добилась своего. Еще бы она не добилась! Она ведь не перед чем никогда не останавливалась, если ставила какую-то цель.

— Ладно, — девушка махнула рукой и протянула Марине ее халат, — пойду, поищу себе другого собутыльника.

Глава семнадцатая

В последнее время Елена Львовна пребывала в отвратительном расположении духа. Отчисление ученика из ее класса, увольнение учительницы английского очень плохо сказались на ее и без того не очень простом характере. Она сыпала проклятиями и двойками, не скупясь на плохие оценки, замечания и не лестные словечки в слова учеников.

— Тебе, Колеченков, русский язык не понадобится, — сказала она Саше, протягивая тетрадь с диктантом, оценка за который была сильно занижена, — все равно сопьешься, как папаша.

— Ну, спасибо, — тихо пробормотал он, возвращаясь к своему месту, пустовавшему в отсутствии Сони. Миша с ним рядом находиться больше не желал, даже в соседстве по парте.

Саша тоскливо листал тетрадь, исписанную аккуратным ровным почерком, и краем уха слушал, как Елена Львовна устраивает разнос остальным одноклассникам, по ее мнению, совсем распустившимся и потерявшим способность к обучению. «А весна то еще и не пришла!». На дворе стоял апрель, влажный, дождливый и неуютный. Почки на деревьях только начали набухать и отнюдь не торопились распускаться, боясь возвращавшегося ночами холода.

— Я ваши рожи видеть уже не могу, — ворчала Елена Львовна, поправляя свою массивную прическу с особой тщательностью, — а мне вас еще второй год подряд терпеть. С такими знаниями вам об аттестате только мечтать!

В классе царила противоестественная, странная тишина. Толи все были настолько погружены в свои собственные проблемы, толи настолько подавлены и шокированы недавними событиями, но факт был фактом: впервые за десять лет не у кого не было охоты разговаривать.

После звонка все синхронно встали и начали выходить прочь. В классе задержались только Маша Волкова, что-то обсуждавшая с Еленой Львовной и очень недовольная своей четверкой, Саша и Миша, задерживавшийся намерено.

У выхода некогда лучший друг преградил ему дорогу.

— Послушай, — начал он яростно, с напором и Саша подивился тому, сколько жизни сквозило в его голосе, омертвевшем после самоубийства отца, — ты никуда не торопишься?

— Никуда, — ответил Саша и осторожно спросил, — что-то случилось?

— Дело к тебе есть, — заявил Миша, поправляя очки на носу. Он всегда делал это, когда очень сильно нервничал, сколько Саша себя помнил.

— Давай выйдем, — Миша боязливо посмотрел в сторону Волковой и Елены Львовны и за рукав вытащил Сашу в коридор, но потом как-то даже брезгливо убрал свою руку.

— Так что за дело? — поторопил его Саша.