Пропаганда 2.0

Советский Союз, если его инструментарий оценивать в целом, всегда работал на уменьшение разнообразия. С одной стороны, это в принципе облегчало управление. С другой – закрытое государство делало все, чтобы в информационном или виртуальном пространстве функционировал только позитив о нем.

Центральной идеологией при этом становится технология превращения человека, условно говоря, в физический объект. Можно вспомнить следующие варианты уничтожения многообразия коммуникативного поведения:

– современный: облегчение подключения массового сознания к информационному мейнстриму, как правило, телевизионному;

– тоталитарный 1: сокращение неправильных информационных потоков за счет наказания или страха наказания репрессиями;

– тоталитарный 2: убирание неподчиняющихся в лагеря, где они начинают выживать, то есть существовать по принципам физических объектов.

Первый советский лагерь Соловки изымал на некоторое время людей, представляющих потенциальную опасность для государства. Через него прошел Д. Лихачев [1–2], его посещал М. Горький, которого власти хотели убедить, что коррекция поведения там ведется хорошо. Правда, группа заключенных, не имея возможности ничего рассказать писателю, сидели перед ним, читая газеты, но держали их при этом перевернутыми.

Психолог Бруно Беттельгейм (см. о нем [3]) оставил четкие правила того, как технологии концлагеря превращают человека именно в физический объект ([4], см. также [5]). Все направлено на то, чтобы кардинально изменить картину мира человека, начиная с первого шока от ареста или первого наказания за неповиновение.

По поводу травмы, шока Беттельгейм пишет: «Внезапные личностные изменения связаны с травматическими воздействиями. Первый такой шок человек получает при аресте, второй при крайне жестком обращении с ним. Они могут сочетаться, а могут быть разделены во времени. Транспортировка в лагерь также является инициацией в мучения. Восприятие же травматической ситуации зависит от личности человека, от его социального происхождения и политических взглядов. Также важно был ли уже опыт отсидки за уголовные или политические преступления».

Беттельгейм спасался в лагере тем, что пытался проанализировать эту систему, начиная с инициации, которая существует во всех первобытных обществах.

В концлагере была выработана очень четкая система «ломки» сознания заключенного. Вот ее некоторые правила [5]:

1) заставить человека заниматься бессмысленной работой;

2) ввести взаимоисключающие правила, нарушения которых неизбежны;

3) ввести коллективную ответственность;

4) заставить людей поверить в то, что от них ничего не зависит;

5) заставить людей делать вид, что они ничего не видят и не слышат;

6) заставить людей переступить последнюю внутреннюю черту.

К сожалению, с этими правилами или с их вариантами можно встретиться не только в концлагере. Правило 4, например, иногда действует в избирательных технологиях, когда пытаются оставить дома тех, кто хотел бы проглосовать за альтернативную власти кандидатуру.

Правило 2 лежит в основе идеи Г. Бейтсона [6]. Он со своими коллегами предложил подобную модель для объяснения шизофрении, когда человеку нужно подчиниться противоположным приказам.

В своей статье, посвященной индивидуальному и массовому поведению в экстремальных ситуациях, первым среди трансформаций именно массового поведения Беттельгейм ставит регрессию к детскому поведению [7]. Все действия охранников были направлены именно на это, поскольку они занимали позицию взрослого человека, управляющего детьми, которые не имеют права на свободное поведение.

Беттельгейм суммирует: «Заключенный достигает окончательной стадии приспособления к ситуации лагеря, когда он меняет свою личность настолько, чтобы воспринять как свои собственные ценности гестапо». И еще один интересный вывод о концлагере: «Это была лаборатория гестапо для развития методов по превращению свободных граждан в рабов, которые во многих отношениях перенимали ценности своих хозяев, в то время как сами они думали, что следуют своим собственным жизненным целям и ценностям».

Это очень сильное высказывание, которое в той или иной степени может переноситься и на сегодняшний день. Единственное возражение может лежать только в том, были ли эти методы сознательно имплементируемыми, или это был все же случайный процесс. Беттельгейм в лагере как бы разделил свое сознание на два «я»: одно подчинялось всему происходящему, другое он хотел сохранить нетронутым.

Беттельгейм говорит все же о сознательно выстроенной системе концлагеря. ДЛя сравнения приведем его высказывание о процессе инициации: «Цель такой начальной массовой травматизации – сломать сопротивление заключенных, изменить если не их личности, то хотя бы поведение. Пытки становились все менее и менее жестокими по мере того, как заключенные прекращали сопротивляться и немедленно подчинялись любому приказу эсэсовцев, каким бы изощренным он ни был. Несомненно, «инициация» была частью хорошо разработанного плана» [4].