Пропаганда 2.0

Информационные, психические, коммуникативные, виртуальные объекты становятся сегодня предметом многих научных конференций. С одной стороны, это действительно новые для прикладного использования объекты, поэтому они требуют такого изучения. С другой – это отражение модели мира, характерной для современного российского общества, где опасность просматривается именно с этой стороны. И даже не общества, а власти, чья точка зрения становится доминирующей.

Идеологизация в определенной степени всегда присутствует в российской модели мира, поэтому в представлении собственной справедливой войны именно этот аспект занимает важное место. Советский Союз всегда вел справедливую войну, даже с Финляндией. Именно для этого существует система пропаганды, которая имеет целью моделировать поведение граждан с помощью эмоциональных реакций.

Картина мира человека в достаточной степени мифологична. Л. Гудков пишет об использовании мифологии [24]: «Миф – тоже реальная вещь, если действует на людей. И выражалось это в очень сильном чувстве утраты статуса великой державы. Потому что единственная возможность неболезненного сопоставления с развитыми странами – это то, что «мы – великая держава». И настроения типа «Верните нам статус великой державы!» начали проявляться еще до прихода к власти Путина. Чувство причастности к великой державе компенсировало все убожество повседневной жизни, согласие на бедность и подчинение, на насилие. Это готовность терпеть ради сохранения великой державы».

Он же описывает ситуацию акцента на советском прошлом как имитацию [25]: «Не думаю, что мы возвращаемся в советское прошлое. Скорее, это такая имитация подобного возвращения. Восстанавливается некая стилистика, но не реальное отношение ко всему тогда существовавшему. Потому что, какой бы ни была стилистика или, точнее, призыв к ней, никто не хочет отказываться от собственности, от прочих благ, а это заставляет идти на некоторые послабления режима» (см. также [26]).

В результате возникает следующее заключение, при котором появляется четкий враг, а это уже черта примитивной и далекой от нас во времени картины мира [27]: «Характерной чертой российского общественного мнения в отношении Украины является почти единогласное (за исключением 4–5 %) отрицание ответственности России за что бы то ни было из происходящего там: за продолжающийся конфликт, нарушение Минских соглашений, сбитый MH17 и т. д. При этом, по мнению большинства, виноваты в том, что все это происходит, даже не украинские власти, а Запад во главе с США. Такое понимание происходящего сложилось уже в ноябре – декабре 2013 года под влиянием государственных СМИ, которые, использовав общие антизападные настроения населения, убедили зрителей и читателей в том, что украинцы выходят на Майдан «под влиянием Запада, стремящегося втянуть Украину в орбиту своих политических интересов», а вовсе не из-за возмущения коррупцией власти и жестокостью полиции, хотя опросы на самом Майдане свидетельствовали как раз о последнем».

Враг – это тоже идеология, которая направлена на поддержку власти как защитника от врага. Чем мощнее живописуется враг, тем значимее становится роль защитника. И власть получает дополнительные привилегии.

Идеология существует всегда и везде, просто очень часто она вводится не идеологическими, а чисто бытовыми формами. В советское время мы привыкли к идеологии официальной, но и тогда, и сегодня не менее значительный ее пласт был «спрятан» в бытовых коммуникациях, реализуемых в наших разговорах дома, на остановке, в маршрутке. Мы всегда погружены в идеологию, поскольку она задает «реперные точки» нашей картины мира, а они явственно начинают проступать в случае споров, дискуссий.

Организационное оружие как инструментарий было предложено С. Солнцевым и С. Никаноровым. В биографии Солнцева написано следующее ([28], см. также «Организационное оружие» [29–30]): «Этот термин введен впервые С. В. Солнцевым для обозначения широкого разнообразия приемов, блокирующих продуктивную деятельность организаций. Термин был применен С. В. Солнцевым в его статье, опубликованной в газете «Развитие». Термин очень быстро стал популярным. Трагедия краха СССР объяснялась как следствие применения против него организационного оружия».

В. Овчинский и И. Сундиев определяют применение оргоружия в следующем контексте [31]: «Применение организационного оружия отражает историческую тенденцию перехода от войн с истреблением противника к войнам, ориентированным на его «самодезорганизацию» и «самодезориентацию» для сохранения имеющейся ресурсной базы в интересах инициатора применения оружия».

Правда, одно из возможных направлений оргоружия авторы делают основным, если не единственным: «Одно из основных условий применения организационного оружия – замена системы базовых ценностей государства-мишени ценностями государства-инициатора как самыми перспективными».