Пропаганда 2.0

Гибридная война в случае Донбасса имела существенный гражданский компонент. Например, почти все главные действующие лица – выходцы из российской политтехнологической «тусовки». И В. Сурков начинал со связей с общественностью в банке Менатеп, а потом статьи о нем назывались «политтехнолог всея Руси» [1]. Г. Павловский вспоминает о его приходе в администрацию президента в 1999 г. следующие подробности (цит. по [2]): «Он тогда отличался от всех остальных крайне небюрократическим видом, был похож скорее на дизайнера, чем на чиновника. У него много ярких качеств. Он всегда сам определял идею и концепцию самой работы, сам придумывал элегантные решения».

Это и А. Бородай, побывавший Донецким премьером [3–4], правда, до этого чуть ли не зам. директора ФСБ [5], поведавшего в интервью Washington Post [6], что его охрана вывозила И. Гиркина, которого Бородай называет «сельским сумасшедшим», связанным из Донецка. Это и М. Баширов, пробывший несколько месяцев луганским премьером [7–8]. Они потеряли свои посты, когда началась замена людей с российскими паспортами в руководстве в связи с отмашкой сверху.

Вторая уже не информационная, а виртуальная линия прослеживается в работе фантастов, которые давно расписывали варианты войн России и Украины в своих фантастических романах [9—10]. Это, конечно, литература, но она тоже отражает линии, складывающиеся в головах.

Д. Быков написал: «Война на юго-востоке Украины развязана реконструкторами, публицистами газеты «Завтра» и фантастами: Стрелков сам признает, что принес войну на эту землю. Кроме фантастов и пассионарных публицистов, возжечь массы оказалось некому. Я уж не говорю о том, что имитационные по сути своей государства – каковы и путинская Россия, и межмайданная Украина, – не предлагают сколько-нибудь одаренным и принципиальным людям никакого приложения сил и талантов. Отсюда критическая масса идеалистов, желающих воевать, – а фантасты как раз и являются самыми упертыми идеалистами во всем литературном сообществе: инфантилизм плюс развитое воображение – прекрасные стартовые условия для прозы, но катастрофические для жизненной практики. Вот почему Новороссия, стольких поманив, – стольких погубила».

Третья линия – работа СМИ в довоенный период, когда во времена всех торгово-экономических войн России и Украины получалось так, что об Украине порождался большой объем негативных оценок, формировавших массовое сознание. И все это потом оказалось работающим на войну.

Гражданская составляющая гибридной войны оказалась очень важным фактором, поскольку она ковала войну, когда на улице еще был мир. И без ее помощи ничего бы не получилось.

В собственно военный инструментарий входят как универсальные наработки, так и чисто национальные представления гражданского порядка, от которых не может избавиться ни одна из сторон.

У России, например, есть свои собственные методы планирования действий и противодействий, которые следует изучать. Они таковы:

– рефлексивное управление противником;

– идеологизация;

– организационное оружие.

Рефлексивное управление противником, идущее от В. Лефевра, имеет в основе своей не информацию, а дезинформацию. Его еще можно понять, как направленное на создание контекстов для ошибки противника. Реально перед нами как бы теория ошибки, поскольку противник сознательно «загоняется» в пространство ошибки. И чем дольше он в этом пространстве находится, тем больше ошибок он совершит. По сути, в этой же плоскости лежит теория Бойда, в рамках которой идет влияние на принятие решений противником за счет ускоренного своего принятия решений и претворения их в жизнь, чтобы противник в результате действовал в измененном физическом контексте, не осознавая этого.

К рефлексивному управлению после Крыма было привлечено большое внимание, ведь «зеленые человечки» не стреляли сами, тем самым блокируя применение оружия украинскими военнослужащими. Правда, там было еще много других сопутствующих факторов, которые всплывают на поверхность только сегодня.

Примеры рефлексивного управления российских военных теоретиков, например, В. Махнина, больше акцентируют дезинформацию, маскировку и подобные процессы ([11], см. также [12]). Но одновременно он подчеркивает необходимость возрастания творческого начала у лиц, принимающих решения, оперирует терминами симулякры, аналогии.

Т. Томас, исследующий военные аспекты рефлексивного контроля уже много лет, пишет, что таким образом создается «новая реальность» [13–14]. По сути, так и должно быть, поскольку рефлексивное управление пытается контролировать восприятие противника, чтобы он принял нужный тип решения. Кроме того, в качестве примера аналогии рефлексивного контроля он приводит использование термина фашисты к людям на Майдане.