Пропала, или Как влюбить в себя жену

Иногда мне становится жуть как страшно, что все это не по-настоящему. Хороший сон закончится, и я скоро проснусь в папином доме, лежа на кровати с неподвижными ногами и ужасной головной болью. Одна. Без всего этого. Кажется, у меня на запястье уже появился след от того, что я постоянно себя щипаю, дабы убедиться, что это не сон. Все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я уже совершенно не представляю свою жизнь другой. Без Глеба. Кошку и собаку, пусть и других, – можно купить или взять из приюта. Да, как бы я ни любила Машу и Раду, я понимаю, что на их место могут прийти другие питомцы, когда тех не станет. Им, так или иначе, можно найти замену. Бестужеву – нет. Где-то там глубоко внутри я понимаю, что вокруг есть много красивых мужчин, да и бородатых тоже. Да и объективно говоря – Глеб не образец красоты, обаятельности, такта и того, что любят женщины. Временами он по-прежнему гадкий, говорит совершенно то, что не понравится ни одной женщине, жуткий зануда, собственник и вообще… Не знаю, как так получилось, что при всем при этом, он стал для меня всем. Точнее догадываюсь, любовь зла – полюбишь и бородатого козла. Хотя никакой он не козел. Но любовь точно зла. Я бы рассмеялась в лицо тому, кто бы мне сказал, что я полюблю мужчину, который когда-то надел на меня повязку и испугал до смерти. Мужчину, который так или иначе стал непосредственным участником кардинального переворота в моей жизни. Мужчину, которому почти за год совместной жизни я так и не сказала «люблю»… Ждет ли он этого? Ждет. Знаю. Вот только не получается у меня произнести это вслух. Это что-то сродни бывшей мерзопакостной привычки – не договаривать и не делиться своими успехами. Разбитый нос избавил меня от этой привычки, а вот сказать Глебу то, чего он хочет от меня услышать, так и не получается.

Пододвигаю стул к окну и присаживаюсь на него, только вовсе не грациозно, как хотелось бы. Сесть куда-то – это все же проблема. Страшно, что при приседании подведут ноги, в итоге – попа приземляется на стул очень небрежно. К концу ноября, на который я четко запланировала отпраздновать пусть и запоздалую, но все же свадьбу в белом пышном платье, хотелось бы садиться не вот так, как сейчас, а более мягко и главное уверенно.

Снова смотрю в окно, ловя взглядом кидающего игрушку Глеба. Обычно его такие игры с Радой длятся двадцать, максимум двадцать пять минут. На данный момент уже сорок. И я знаю почему. Я знаю его. Пусть и не как облупленного, и есть какие-то стороны, которые он умело прячет, однако точно знаю, что он сейчас делает – оттягивает время, чтобы не ехать к Варе и Олегу. Нравится – не нравится, все равно пойдешь со мной, моя красавица. Если понадобится – прикую к себе наручниками, а к ребенку мы все равно пойдем. Вот это единственная проблема, которая реально маячит между нами. Нужно быть уж совсем тупой, чтобы не понять, что «сейчас беременеть нельзя из-за нагрузки» равняется – не захочу никогда. Мне и вправду не нужна сейчас беременность. Рано. Физически рано. Я это понимаю и чувствую. Но также понимаю, что через полгода или год, а то и пять лет – Бестужев все равно будет говорить про нагрузку на организм. Не понимаю в чем затык. Хоть убей.

В какой-то момент Глеб поворачивается к окну и подмигивает мне. Даже на приличном расстоянии я вижу его прищур и улыбку.

- Подмигивай сколько влезет. Все равно пойдешь со мной, - произношу это вслух.

Достаю из кармана платья мобильник и набираю Глеба.

- Ты соскучилась?

- Очень. Я вся горю. Давай живо тушить мой пожар.

- Где?

- В Катманде. Давай домой. Я уже раздеваюсь. Даю тебе пять минут на мытье Рады и жду голого в кровати.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Кладу трубку, не дожидаясь ответа, и отворачиваюсь от окна. С какой вероятностью он придет домой сейчас и поверит в то, что я голая? С нулевой. Но хотя бы через минут пятнадцать, возможно, придет в нашу скромную обитель. На удивление хватило десяти, как я услышала звук его шагов.

Приподнимаюсь со стула и медленно направляюсь к ванной. Застаю Бестужева, снимающего футболку около душевой.

- Даже не знаю от кого из вас воняет больше. От тебя или от Рады.

- А ты понюхай, - подается ко мне, касаясь влажной шеей моей щеки.

- Ну, фу, потный же, - передергиваю плечами, на что Бестужев как будто специально лезет целоваться.

- Что фу? Разве мужик не должен быть могуч, волосат и вонюч?

- Оставим только волосат и то, на лице.

- А ты почему не голая, кстати?

- Прошло больше пяти минут, я уже оделась.

- Я так и подумал, - кивает в ответ, вновь наклоняясь ко мне, но лица не касается. Вместо этого сжимает мою попу. - Я быстро.