Пропащий

И снова этот нервирующий пренебрежительный голос. Голос, который говорит: «Мне без разницы, чем ты занят; такие, как ты, здесь не нужны». Ничего не ответив, я ушел. Я чувствовал себя выброшенной на берег рыбой. Он наверняка чувствовал мое постоянное желание убежать от него куда подальше. Марио сказал мне, что он не поставил на мне крест: это и раздражало, и обнадеживало одновременно. Мне не нравилось думать, что решение принимаю не я. Мне также не нравились советы, о которых я не просил, – даже если временами я в них крайне нуждался. Ох уж это раздвоение, да нет, куда там – растроение ума! Сколько этих чертовых умов во мне было?

– Одного недостаточно, сэр?

Очевидно, нет.

– Тебя взращивали на подобном дерьме столетиями, и если изменить рацион, ты умрешь с голоду!

*

На следующий же день я четко дал понять, что не поеду с ними, если они куда-нибудь соберутся. После того как я появился после завтрака и он увидел, что я не спешу присоединиться к ним, он снова выказал пренебрежение:

– Если вы не можете соответствовать этому ритму жизни, тогда гуд-бай! Мне не нужны такие люди. Ты мне здесь не нужен.

Глава 71

«Такое, должно быть, произошло с очень многими людьми. Я хочу сказать, это происходит с одним из миллиарда, и ты этот один из миллиарда».

В течение двадцати лет он следовал за Джидду Кришнамурти. Он оставил семью, его жена умерла, дети после смерти матери остались на попечении родственников. Он разорился, был арестован за бродяжничество, возможно, также за кражи в магазинах, оказался на улице после экспериментов с самыми различными формами духовных практик. Он явно потерял все, кроме ума, да и с тем почти расстался. Поэтому, когда он говорил: «Не верьте мне на слово! Вы сами, на собственном опыте выясните, что в этом ничего нет!», в его словах чувствовалась такая правда, что все остальное просто превращалось в пыль. Если вы принимали его слова на веру – что ж, это были ваши проблемы. Я бы не стал мириться со всем происходящим, если бы дело было только в словах. Но я-то знал другое. И я сам выбирал сидеть там, оставаться там, проходить через страдания, потому что, несмотря на всю боль, я был уверен – это шоу было единственным достойным внимания.

Я отправился наверх и слушал кассету, датированную 1970 годом. Пленка № 7, дорожка 1, часть 1. Женщина сравнивала его слова со словами «того другого парня».

«Вы должны дать своей личности рациональное объяснение, почему вы слушаете какого-то парня. Благодаря этой рационализации эта структура продолжается… Вы должны плюнуть на них обоих и уйти. Но у вас кишка тонка сделать это, понимаете?.. У вас кишка тонка плюнуть на то, за что вы держитесь.

– Вы говорите то же самое, что говорится повсюду!

– И так происходит из века в век. И приходит какой-нибудь дурак и говорит: «Вы должны сохранить учение в его первозданной чистоте»… Какого черта, разве кто-нибудь хоть что-нибудь новое открыл? Я не открыл ничего нового! Это все, о чем я говорю!»

На следующий день мы поехали в Кельн.

Еще через день вернулись в Швейцарию.

Спустя еще два дня мы поехали в Италию. Встретив Йогиню в том же аэропорту, где посадили ее на самолет две недели назад, на пару дней вернулись в Валлекрозию. Затем мы на неделю с лишним укатили в Гштаад.

Дважды за эту неделю он частично терял сознание, направляясь на кухню своей крошечной квартирки, чтобы отрыгнуть пищу. Оба раза он едва не упал. Однажды его подхватила Йогиня – он этого даже не заметил. Мы жили с ней вместе этажом выше. Тот факт, что он оставил нам ключи от своей квартиры на случай, если вдруг он не откроет дверь, говорил о многом. Теперь он ел вместе с нами наверху, в узкой комнате с наклонными потолками, где было не слишком много людей. Он все время беспокоился о том, чтобы мы не стукнулись головой о потолок. А у меня было чувство, что мы стучим по его голове. Когда народу стало прибывать, Йогиня запаниковала, но все шло хорошо. Хотя мы крутились рядом с Юджи вот уже почти пять лет, все равно было удивительно видеть его в соседней комнате и осознавать, с кем мы делили кров и проводили время. Пару раз он просил готовить меня. Казалось, я научился какому-то фокусу, который делал его рисовые палочки съедобными. Когда я сильно волновался, они ему очень нравились, а когда я был в себе уверен, палочки не удавались. К счастью, Йогиня и Дешевка взяли надо мной шефство. По счастливому стечению обстоятельств от моей еды никто не умер.

Мы с Йогиней довольно долго жили мирно. Это радовало.

Все больше людей навещало его в Кельне, и поэтому мы оставались в городе на более долгий срок. Мы ездили попить кофе или по магазинам в Эвиан, Монтре, Аври, Невшатель. На каждой остановке он совал мне за шиворот лед, плескал в меня водой и заталкивал в руки пакетики с сахаром.