Пропащий

Гуха вернулся на две недели как раз за день до приезда Рэя и Шарон, которые собирались провести с Юджи весь ноябрь. Гуха постоянно рисковал работой, стараясь провести как можно больше времени с Юджи. Тот все больше благоволил этому. Гуха был похож на лошадь, закусившую удила, готовую на любом повороте унестись с ипподрома прочь.

Дорога в Легль светилась осенними красками, становившимися все более яркими по мере спуска в долину. Сквозь окно маленькой квартирки на чердаке было видно, как колышется на ветру береза. Ее темно-зеленые листочки мерцали, словно маленькие огоньки. Облака листвы над крышами шале простирались разноцветными слоями насколько хватало глаз – до самого горизонта, до гор, постоянно меняющих свой цвет в зависимости от времени суток. Каким бы ни было время года, вид на долину всегда был потрясающим.

Снова начали проходить встречи в «Кабане». Снова в комнате 609. Это позволяло мне хоть как-то поддерживать физическую форму: утром и вечером я ходил пешком по полям и проселочным дорогам.

Растущая молодая луна светила в вечернем небе над Сааненом и Гштаадом. Из окон я любовался деревьями, постепенно теряющими свой красочный наряд. Ясное вечернее небо было усыпано звездами.

– Физические упражнения вредны для организма!

Он болтал все дни напролет. Преподобный все время что-то поддакивал, а я боролся с неизменным желанием оставить все и уехать домой. К тому же там совершенно нечем было заняться. Я не успевал проголодаться, как уже несли обед, или ужин, или завтрак.

Он занимался тем, что бесконечно рифмовал слово «дерьмовочка», обзывая женщину из Венгрии. Она не реагировала.

Снова и снова он повторял, что мои картины были из рук вон плохи и что никто никогда их ни за что не купит. Однако, по его словам, я был очень хорошим писателем, хотя и выбравшим неправильную тему для своей книги. Слова здорово цепляли за живое, но в то же время сияли как солнце.

Все уехали, и я провел целый день, слоняясь по дому и смотря фильмы на DVD-плеере, который он мне оставил. Вечером прошел дождь. Пресытившись часами одиночества, проведенными в помещении, я решил пойти на прогулку. В горах у реки лежали сотни поваленных деревьев, покрытых зеленым грибком. Картина была мрачной. Вид свалки деревьев вдоль серой грязной дорожки действовал угнетающе. Тяжелая техника работала вовсю, растаскивая больные деревья. Планета гнила у нас под ногами. Природа прекрасно обойдется без людей. Юджи говорил, что умней всех на свете тараканы. Все, что человек разрушает себе в угоду, все, до чего могут дотянуться его руки, достанется в итоге тараканам.

После нескольких часов прогулки я зашел поесть в ресторан «Саанерхоф». Я чувствовал себя бесплотным духом среди отраженных голосов в пустом зале. В камине горел огонь. В баре напротив было полно местных. Обед в одиночку – пустой перевод денег и еды. Находясь рядом с Юджи, я никогда не волновался о деньгах. Его легкое отношение к финансам было заразительным. Пока он сидел перед тобой с карманами, набитыми деньгами, можно было чувствовать себя спокойно. Но когда ты оставался один на один со швейцарскими ценами, темнота шла войной на твой кошелек.

Неожиданно мы задержались в Гштааде на более долгий срок, чем ожидали. Постоянно обсуждались планы его дальнейших путешествий. За последние годы график его визитов в Индию изменился. Как-то он высказал удивление по поводу того, что тело продолжает жить дольше, чем он рассчитывал.

– Похоже, я даже смогу еще раз в Америку съездить.

Он словно говорил о бензобаке, в котором горючего оказалось больше, чем показывал датчик. В слабость тела Юджи было сложно поверить: несмотря на кажущуюся внешнюю хрупкость, он был невероятно живым и подвижным, с вечно припрятанным джокером в рукаве.

Он начал поговаривать о том, чтобы к нему в Швейцарию приехала его семья. Ему звонила жена его внука, только что родившая дочек-двойняшек. Звонила также правнучка и «грозила появиться», как он сказал. Он оформил необходимые документы для передачи двойняшкам денег в дар на обучение, «чтобы они смогли стать очень богатыми и вышвырнули своих родителей вон!».

Они приехали во время празднования Дня благодарения.

Не успели они переступить порог дома, как он тут же «натравил» на меня малышей и правнучку. Не обращая внимания на их слезы и вой, он заставлял их буквально силой. Родители полностью доверяли ему. Мы знали, что он не сделает им ничего дурного, но его безразличие к детским слезам действовало на нервы. В этом действительно было что-то дьявольское. Однажды он шлепнул одну из малышек, когда та «танцевала», как он это называл, размахивая ручками, – не сильно, но достаточно для того, чтобы она заплакала. Никто ничего не сказал, но даже я был в шоке. Позже, когда его друг-терапевт спросил его, зачем он это сделал, он ответил: «Посмотреть, что будет». В другой раз он потребовал от него же банкноту в пятьдесят евро и отдал ее одному из малышей. Пожав плечами, произнес:

– Видишь, все ушло.