Пропасть

Глаза испуганно забегали по лицу напротив, пальцы до боли сжали мягкий хлопок рубашки. Микаса задрожала, делая прерывистые вдохи, и дернула рукой, зажатой в плену чужой ладони.

— А может, я просто хочу узнать, каково это.

Капитан ослабил хватку, большим пальцем оглаживая кожу поверх ускорившегося пульса. Дыхание его оставалось размеренным, тело будто окаменело.

— Я — не самая подходящая кандидатура для твоих исследований, — со всей серьезностью заявил он, и на секунду на бесцветном лице мелькнула печальная тень.

Микаса отвернулась, чувствуя волну холодной горечи, зашипевшей на раскалённых внутренностях. Под веками запекло так, словно ей бросили в лицо горсть перца.

— Может, я хочу, чтобы это были вы, — голос дрогнул от спутывающегося в горле кома.

Капитан промолчал в ответ, и от тишины, нарушаемой лишь гулом вьюги за окном, тело Микасы вновь пробила крупная дрожь. Стоило ей тогда податься вперед, и губами можно было почувствовать мягкость кожи под челюстью, провести пальцами по упрямо нахмуренному участку кожи меж бровей…

— Ты будешь очень сильно об этом жалеть.

Он опустил ее руку на свою грудь, над самым сердцем, вдруг стремительно забившимся под ребрами. Несколько секунд она не шевелилась, осматривая место соприкосновения их тел, а затем, перемещая руку к его шее, склонилась непозволительно близко, разом стирая нечеткие границы между ними. Голова налилась блаженной тяжестью, буквы сплетались в слова быстрее, чем можно было думать:

— Тогда остановите меня, — Микаса выпустила из петельки пуговицу, оттягивая ворот рубашки, и с упоением коснулась губами открывшегося участка гладкой кожи, — оттолкните от себя.

Горячие руки опустились на ее талию, сжимая; капитан шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы, склоняя голову набок, подставляясь под ласки. Стало так жарко, что по вискам скользнули прохладные капли пота, теряясь в воротнике рубашки Микасы, дышать и вовсе было нечем: раскалённый до предела воздух, казалось, плавил легкие.

Руки вновь огладили ее тело, скользя к плечам, вызывая вспышки пламени под кожей.

Стоило Микасе сомкнуть зубы на особо нежной коже на сгибе шеи, как капитан переместил руку на ее затылок, запустил пальцы в растрепанные пряди и потянул назад, вынуждая отпрянуть и посмотреть на него. Лицо оказалось так же близко, как во сне: мелкие морщинки в уголках прищуренных, тускло поблескивающих глаз, обрисованные тенью скулы, твердая линия челюсти.

— Сядь выше, — донесся горячечный шепот.

Она покорно приподнялась и перекинула ногу через его бедра, смущенно отвечая на прямой, томный взгляд. Капитан вновь погрузил пальцы в ее волосы, направляя к своему лицу: стоило их губам соприкоснуться, как Микаса отчаянно прильнула к желанному телу вплотную, не сдерживая стона. Ощущение бархатной кожи, нежно скользящей по ее собственной, отдалось в груди до боли упоительной вспышкой удовольствия.

В какой-то момент капитан отстранился, обхватывая ее лицо двумя руками, вынуждая смотреть в ответ, казалось, целую вечность — за липкой тьмой расширившихся до предела зрачков нельзя было найти ничего, ни одной эмоции, словно в душе его было также непроглядно темно. Но это не испугало Микасу.

Вечно ледяной как зимняя стужа за окном капитан Леви терял контроль. Его выдавало собственное тело: дыхание сбилось, жарко опаляя ее губы, пальцы подрагивали, быстро вздымалась и опадала сильная грудь. А еще, в месте соединения их тел было так невыносимо жарко, что ей захотелось тут же ощутить это тепло обнаженной кожей.

С губ сорвался тихий стон от мыслей, пустивших новый чувственный импульс в область между бедер, и Микаса прикрыла глаза, покорно ластясь к чужой ладони. Огладив ее щеку большим пальцем, капитан опустил руку ниже, с силой сжимая бедро, вынуждая скрестить ноги за спиной. В следующий момент он осторожно привстал, другой рукой придерживая ее за спину.

Тепло кожи сменилось прохладой простыней, и от этого контраста Микасу обсыпало мурашками. До слуха донесся слабый шорох ткани: капитан расстегнул рубашку, сбрасывая ткань с плеч, обнажая выбеленную полумраком кожу, особенно четко выступающие косточки ключиц. Послышался судорожный выдох, и на животе, испещренном шрамами, прорисовались жесткие линии мышц. Плечи напряглись, стоило ему обхватить ее колени руками.

Взгляд зацепился за поросль темных волос, исчезающих за поясом брюк, и Микасу бросило в жар от предвкушения, вспыхнувшего томительными очагами на скулах, шее, между ног.

— Все еще не хочешь сбежать, Микаса? — ладони разъединили крепко сомкнутые бедра.

Во рту моментально пересохло, рубашка, прилипшая к взмокшей груди, мешала дышать, сдавливала ребра. Непослушными пальцами она откинула упавшие на лицо пряди, и, набравшись смелости, ответила:

— Нет.