Читаем Пропасть полностью

Железная дорога там проходит неподалёку от Днепра. Самой реки не видать, но ощущается влажная речная прохлада. Правда при бодрой ходьбе это не страшно. По сторонам от дороги угадываются при лунном свете какие-то ямины, заросшие травой — возможно воронки от снарядов и бомб, рвавшихся здесь в годы Отечественной войны. Ведь тут проходит магистральный путь Восток-Запад.

В Шуховцах — вокзал открытый и чистенький. Народу — никого.

Утром доехал до Орши. От Орши, фактически одной электричкой, которая идёт всю ночь, без всяких ревизоров, с полуторачасовой остановкой в Минске — пропёр до Бреста. В своё время, ещё при "позднем" Горбачёве, рассказывали мне о том, что в Бресте, мол, все рынки забиты барахлом, бытовой техникой и продуктами питания со всей Европы. Ну как же — ворота на Запад! Говорят, ездили сюда "челноки" со всего Советского Союза, за всевозможными дефицитными товарами. Было здесь что-то вроде свободной экономической зоны. Одним словом — Клондайк…

То, что я узрел своими глазами, не тянуло, не то что на Клондайк — это нельзя было сравнить даже с какой-нибудь заштатной Вязьмой. Совершенно пустой рынок — хоть в футбол играй. В магазинах — жёстко нормированная выдача продуктов в руки. Например — не более двух бумажных пачечек творога на одного человека. Не более двух килограммов кровяной колбасы. Ещё не во всяком магазине есть этот творог или несчастная кровянка.

"Мужчина — вы познакомиться не хотите? Хи-хи-хи…"

— "Спасибо, мне некогда".

"Да вы не поняли — можно вас попросить, чтобы вы мне пару пачек творожку купили? А то я уже две купила, мне больше не дадут"…

Так-то Брест, сам по себе, город симпатичный, зелени много. Но и пыли хватает. Видимо тут считается, что с пылью должна бороться зелень, а не дворники. На местном вокзале, от отдельной платформы, отходит облупленная, старенькая польская электричка на Варшаву — почему-то выкрашенная в ядовито-красный цвет. Пассажиров в вагонах немного. На ступеньках каждого вагона, восседает по пограничнику. Похоже, так и будут ехать на этих ступеньках — вплоть до самого моста через Западный Буг. Да и сама платформа варшавского направления, огорожена высоким металлическим забором. Граница вполне на замке. И понятие "погранзона", по-прежнему существует. Какой-то подвыпивший украинец жалуется, что ему в кассе билет до Высоко-Литовска не дают — нет пропуска, или местной прописки. А ему надо там на работу, на какой-то свинокомплекс…

Из Бреста в Оршу, я выбирался уже дневными электричками — по которым шастали ревизоры. Приятного мало… В Орше сел на дизель-поезд, идущий по глухой однопутке на Лепель. Надо же, в конце концов, посмотреть белорусские леса! В вагоне спрашиваю: "Здесь свободно?" Мужичок средних лет пододвигает сумку к себе: "Садитесь… то есть — присаживайтесь". Интересно — такая, чисто лагерная оговорка…

Вышел я, не доезжая до Лепеля — в Бурбине.

Вроде местность — что надо: линия полуржавая идёт вверх-вниз (по ней дважды в сутки дизель проползает, вот и всё движение), кругом лес. Правда, вокзальчик (как и везде в Белоруссии) чистенький, аккуратненький. Люди (что не характерно для такой глухомани) говорят чисто по-русски, причём шуточки у них, какие-то специфически похабные… Потом уж догадался — видимо сюда направляют на работу (на какие-нибудь торфоразработки) освободившихся из лагерей.

Лес, при ближайшем рассмотрении, оказался всего лишь лесополосой. Вообще, лесов как таковых, в Белоруссии осталось с гулькин нос. Всюду — то пашня, то торфоразработки. А там где подобие леса сохранилось, можно без всяких декораций снимать сказки про бабу-Ягу и Кощея бессмертного — деревья больные, все в лишайниках, заболоченность кошмарная, корням толком зацепиться не за что. Иные худосочные сосёнки, тычком пальца свалить можно. Пятачок сухой земли найти для ночёвки — серьёзная проблема.

В Бурбине зашёл в магазин. А там — одни и те же банки трёхлитровые, с огурцами солёными, расставлены по всем прилавкам, чтобы пустоту этих самых прилавков хоть чем-то занять. Камуфляж, понимаешь. И такое махровое, чисто советское хамство продавщиц — уже как-то вроде и подзабытое в России.

Ладно, выбрался назад, в Оршу. Сел на смоленскую электричку — и поразился: состав полупустой! Что за чудо? Все сидят тихо-тихо, носы в окна уткнули…

Ладно, едем. Едва проехали Красное, вдруг поднялось движение, шевеление, хождение — ожили! Откуда-то подоставали сумки, корзинки (и где только прятали!), пошли обменщики денег, попёрла торговля — даже не доезжая Смоленска. Видать все многократно и крепко "учёные" — если до границы сидели тише мышей…

<p>49</p>

Нельзя сказать что после этого я сидел без движения в подмосковных перелесках. Пытался ещё разок на юг рыпнуться, даже пошабашил чуток под Ростовым. Но довольно быстро оттуда вернулся. Вторую зиму на вокзалах встречать не собирался. Поэтому ещё летом начал строить жилище на зиму.

До чего же был наивным и неумелым! Самой обычной ножовкой, один, без чьей-либо помощи, валил деревья. А сырые деревья — страшно тяжёлые. До сих пор не пойму — как меня ни одной берёзой не накрыло?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное