Когда я вернулась, уснуть получилось не сразу. Мне было не по себе. Что, если человек, отправивший сообщение, проследил за мной до самого дома? Поначалу я думала разбудить Джоша и все ему рассказать, но не хотелось волновать его понапрасну. Он и без того переживает. Джош не раз говорил, что не одобряет моих ночных поездок в одиночестве. У многих — если не у всех — больниц, в которых я работаю, довольно жутковатые паркинги. Некоторые больницы расположены в самом Чикаго, в довольно неспокойных районах, а до своей машины нужно еще прилично пройти. Прохожих после заката встречается мало. Хотя раньше мне и казались преувеличенными опасения Джоша, я тем не менее согласилась носить с собой перцовый баллончик и установить на телефон приложение, которое отслеживает мое местонахождение. После этого Джош немного успокоился. «Благодаря ему, — объяснял он, когда уговаривал установить приложение и принять заявку в друзья, — если ты вдруг потеряешься, я легко тебя найду». Он тогда это сказал в шутку, и мы дружно посмеялись. Зато теперь уже не так смешно. Приложение, кстати, работает в обе стороны, так что я тоже могу следить за Джошем; впрочем, ни разу этого не делала.
Джош предлагал мне отказаться от работы доулой и полностью посвятить себя урокам йоги, ведь ее по ночам не преподают, а график занятий всегда известен заранее, да и непосредственно работаешь в основном с женщинами. Поэтому я и не рассказываю Джошу про вчерашнее, не то он заведет ту же пластинку, а мне пока не хочется возвращаться к этой теме. Нет, против йоги я ничего не имею, просто она довольно однообразна. Я не смогу всю жизнь заниматься только ею. А быть доулой мне нравится, нравится присутствовать при чуде рождения.
— Кто родился? — спрашивает Джош.
— Мальчик. Зеппелин.
Джош смотрит на меня в недоумении.
— Как-как? Цеппелин? В честь дирижабля, что ли?
— Нет. Зеппелин, в честь рок-группы[6], — поправляю я его с улыбкой. Хотя даже не знаю, что комичнее.
— Разбудить детей? — спрашивает Джош.
Ответ уже не нужен, потому что из коридора доносится топот маленьких ножек.
Шаги все приближаются, и вскоре порог комнаты переступают растрепанные Дилайла с Лео. Одна прижимает к себе куклу, другой — свое любимое голубое одеялко, с которым никогда не расстается. Лео виснет на руке Дилайлы, и вот в шесть утра — не успел день начаться — она жалуется, что брат не дает ей покоя. Лео от Дилайлы без ума. Его бы воля, он от нее ни на минуту не отходил бы. Согласен делать что угодно, часами играть, лишь бы только вместе с ней. А Дилайле хотелось бы не брата, а сестру, и желательно старшую.
— Дети, не ссорьтесь! — говорит Джош, стоя перед зеркалом и завязывая узлом «полувиндзор»[7] галстук с узором «гусиная лапка».
На работу Джош обязательно ходит в галстуке, всегда ухожен, элегантен. Он уверен, что привлекательный внешний вид внушает клиентам уверенность и уважение. Что правда, то правда. Смотрю на отражение Джоша в зеркале и думаю: и как мне достался такой красавец?
Дети запрыгивают на кровать, и перед уходом Джош наказывает им меня слушаться. Дилайла берет пульт, включает телевизор, и мы сидим и дружно смотрим «Гуппи и пузырики»[8]. Она кладет голову мне на колени, а Лео уютно прижимается сбоку. Приобняв его, я мечтательно задумываюсь, как здорово было бы весь день провести
Дотянувшись до кофе, который приготовил Джош, я делаю глоток. Час сна — это, конечно, совсем не дело, и от переутомления мне прямо-таки физически дурно.
Бросаю взгляд на телефон на прикроватной тумбочке. Звук, само собой, включен, ведь поставить на ночь беззвучный режим для меня непозволительная роскошь, потому что в любую минуту я могу понадобиться своей клиентке. Беру телефон с мыслью, что, возможно, все-таки неправильно прочитала сообщения. Открываю их, надеясь всей душой, но нет — черным по белому ровно те же страшные слова, что и вчера:
Кейт
Проснувшись утром, я уже не застаю Беа. Легла я вчера примерно в час ночи. Поспала пять часов, да и то все время просыпалась в тревоге за Мередит и Дилайлу, но не оставляла надежды, что к утру будут хорошие новости, что они все-таки найдутся.
Спускаюсь по лестнице в кухню и по незапертой двери черного хода понимаю, что Беа ушла работать к себе в студию. Лестниц в нашем доме две: парадная и эта, узкая изогнутая лестница для слуг, скрытая от посторонних глаз и ведущая со второго этажа в кухню, — пережиток времен, когда прислуге полагалось быть незаметной. Именно за это я с первого взгляда и влюбилась в старинный дом — за его историю.