Пропавшая

Однако нам обеим не хватает смелости пойти и проверить, несмотря на то что в комнату рано или поздно начнет хлестать дождь, если окно и вправду открыто. Вместо этого мы сдвигаемся еще ближе и вцепляемся друг в друга.

Мне страшно. Чувствую себя беззащитной, уязвимой. Терпеть не могу это ощущение. Я опять встаю и направляюсь к вешалке.

— Ты чего? — спрашивает Беа, провожая меня светом фонарика.

Мне нужна стоящая за вешалкой подставка с зонтами. Подойдя, я тянусь туда и выуживаю огромный зонт-трость — на случай если понадобится обороняться.

Затем мой взгляд поднимается от подставки к окну. Окна у нас в доме служат больше для красоты, чем для практических целей, поэтому даже в солнечные дни света проникает мало и в доме мрачновато. А сейчас они еще и занавешены дождем.

Но, даже несмотря на размер окон и дождь, я сразу же замечаю главное: свет в домах напротив, в отличие от нашего, по-прежнему горит. Горят фонари над крыльцом и над гаражами, ходят в свете ламп по гостиным и спальням люди. А вон и Марти, муж Кассандры, стоит в прихожей под каркасной люстрой, которая заливает его ослепительным желтым светом.

— Беа!.. — Слова встают у меня поперек пересохшего горла, и я давлюсь ими, а на глаза накатываются слезы.

Не во всем городе отключилось электричество — света нет только в нашем доме! Электрощиток у нас вмонтирован в боковую стену снаружи, а значит, кто-то по темноте подкрался к дому и специально нас отключил.

Единственный выход — выйти на улицу и снова включить. Однако найти щиток не так-то просто, потому что ради маскировки он покрашен в желтый, как и сам дом. Я и сама запомнила, где он находится, только благодаря рабочим, ведь им то и дело приходилось вырубать электричество, чтобы не получить удар током. Получается, чтобы найти щиток ночью кому-то постороннему, ему нужно было бы заранее при свете дня исследовать наш двор вдоль и поперек.

Я сразу же представляю худшее — ведь ключ от дома прямо на входной двери, в сейфе-ключнице. Любой, кто знает код, запросто их возьмет.

— В чем дело? — с тревогой подходит ко мне Беа и стучит по спине, помогая прокашляться.

— Смотри! — только и произношу я, показывая трясущейся рукой на дом Кассандры и Марти.

Беа не понимает, о чем я. Она внимательно всматривается в Марти — тот, очевидно, только что пришел домой, потому что снимает в прихожей куртку и вешает ее на крючок. Тут к нему подходит Кассандра, и между ними сразу же завязывается ссора. Кассандра что-то разгневанно кричит, а Марти с виноватым выражением лица ласково к ней тянется. Через мгновение ссору прерывает их сын, который бежит в прихожую, запинается и, упав, сразу же ударяется в слезы. Марти берет малыша на руки, и все трое уходят из прихожей — Кассандра в одну сторону, а Марти с сыном в другую.

— А на что именно смотреть? — недоумевает Беа.

Самого главного она никак не заметит — во всем квартале только у нас нет света, — и в конце концов приходится объяснить прямым текстом. Выражения ее лица в темноте не видно, зато ее спина заметно выпрямляется, как у испуганной кошки, и, наконец осознав, что же я пытаюсь донести, Беа вся натягивается как струна.

— О господи!.. — в ужасе восклицает она. — Как думаешь почему?

— Кто-то отрубил главный выключатель.

— Но зачем? Кому это надо?

— Не знаю, — отвечаю я шепотом — ведь если мой худший кошмар сбылся, то кто-то уже успел залезть в ключницу на двери и проник в дом. Одним и тем же ключом у нас открываются и парадная дверь, у которой мы сейчас стоим, и черная, к которой ведет подъездная дорожка, где мы всегда паркуемся. Рабочие об этом прекрасно знают, потому что черный ход шире и через него удобнее заносить листы гипсокартона, так что если за нами кто-то подглядывает, про ключ ему наверняка тоже известно.

Черный ход ведет в комнату для стирки, оттуда — через кухню к лестнице для слуг, а уже от нее можно без проблем попасть в любой угол дома.

Ни я, ни Беа не хотим в одиночку идти к щитку — впрочем, как и оставаться ждать в одиночку, — поэтому решаем пойти вместе. Едва я включаю фонарик, Беа тут же просит выключить, чтобы свет не привлек внимание — пробираться нужно как можно тише и незаметнее. В итоге фонарики оставляем дома.

Беа приобнимает меня, а я медленно приоткрываю дверь. Мы нерешительно ступаем на крыльцо. Я стараюсь сохранять максимальную бдительность, но это не так-то просто, когда ветер задувает на лицо волосы и норовит силой распахнуть дверь. Вокруг темно, ничего не разобрать — даже в своем собственном дворе я напрочь теряюсь и едва не падаю; Беа успевает меня придержать. Вдруг вспыхивает молния, и не вдали, а совсем рядом, прямо над нами.

Едва мы с Беа выходим на газон, утопая ногами в грязи, как с неба обрушивается ливень. Холодно, мы насквозь промокли, но все равно идем, лихорадочно высматривая, не бродит ли кто во дворе.