– Для нас его позиция и так была ясна. Но главное заключалось не в том, а как, какими методами Терёхин защищал свою точку зрения. А сие было полным паскудством. Даже по тем меркам. Да только не учёл он напористости Борисовича. Плюс Ельцову помогла внешняя обстановка. Брежнев только пришёл к власти. Молодой, энергичный, подавай новые грандиозные проекты, которые бы затмили сталинские и хрущёвские. Так что Глеб Борисович с Зейской ГЭС как раз пришёлся ко двору и ко времени. Хотя при всём моём негативном отношении к Терёхину следует отдать тому должное. В некоторых деталях он оказался пророком. К примеру, когда утверждал, что в связи с появлением водохранилища изменится и уровень грунтовых вод, что неизменно приведёт к заболачиванию и без того болотистой сельскохозяйственной местности. Фактически так оно и произошло. Или ещё. Терёхин предупреждал правительство о том, что перед тем как возводить плотину, следует сначала создать очистительные сооружения в таких населённых пунктах, как Тында, Верхнезейск, Бамнак, Горный, для того чтобы после не загрязнять будущее «море» постоянными отходами, которое и без того будет грязным от остатков гниющей древесины. Прав был? Прав. Хотя в сравнении с тем эффектом, который выдала Зейская, все эти разговоры остались беспочвенны.
– Вы сказали: предупреждал правительство. Терёхин был вхож в Кабинет министров?
– Берите выше. – Указательный палец Шонина устремился в потолок. – Леонид Филатович знался со многими членами ЦК, и даже с самим товарищем Сусловым.
– И тем не менее проиграл Ельцову?
– За скорейший ввод в действие Зейской ГЭС встал сам Леонид Ильич. Это и решило дело.
– Не припомните, какие годы были наиболее тяжёлыми во взаимоотношениях между Ельцовым и Терёхиным?
– Конец шестидесятых – начало семидесятых. Пик – семьдесят первый. Терёхин хотел поставить вопрос в ЦК о приостановке досрочного ввода ГЭС. Обещал предоставить аргументацию. Нервничал. Писал письма, делал звонки. Словом, поднял широкую волну. А на само заседание неожиданно для всех не явился. Заболел. Вообще странная история. Непонятная.
Щетинин припомнил присланную информацию из Хабаровска и сопоставил факты.
– Заседание ЦК должно было состояться в апреле семьдесят первого?
– Кажется, да. Точно помню, весной, а вот месяц…
Генерал сделал глубокий глоток, вторично скрыв эмоции: оно и понятно, почему не явился Терёхин на заседание ЦК. Ему не с чем было идти. Потому как он не дождался Колодникова, умершего во время перелёта.
СЧХ усмехнулся, когда Матвей Харитонович открыл своим ключом дверь и жестом пригласил подполковника первым войти в дом.
Одноэтажная деревянная изба, к которой их привезли на рассвете, ничем не выделялась из сотен таких же крепких, срубленных из сосны и берёзы строений, вытянувшихся вдоль центральной улицы города Зеи, до сих пор носящей имя вождя мирового пролетариата.
Перед калиткой Щетинин осмотрелся. Одноэтажные домики по Ленина стояли только с одной стороны, с той, что была ближе к реке. С противоположной стороны от трассы расположились деревянный Дом культуры и небольшой парк. В некоторых дворах к этому часу проснулись петухи, и теперь звонкие позывные летели по улице со всех сторон, вперемешку с собачьим лаем.
– Прямо как в деревне. – Щетинин кивнул на камень в центре парка: – В память о начале строительства ГЭС?
– Точно. Заложили в день перекрытия Зеи. – Старик хлопнул ладонью по калитке, распахивая её. – Милости просим.
– Самое плебейское состояние – просить милость, – едко заметил Сергей и прошёл во двор.
Осторожно осмотрелся. Собаки, как ни удивительно, во дворе не наблюдалось. Щетинин, по прошлым приездам в северный город, знал, в Зее лучшей сигнализацией и сторожами являлись именно псы. Их тут разводили чуть ли не все. И в основном неприхотливых к погодным условиям лаек.
Пройдя в глубь двора по деревянному настилу и поднявшись на невысокое крылечко, подполковник, с секунду постояв перед входной дверью, чуть сместился в сторону, разрешая старику и дальше проявлять инициативу. Ключ щёлкнул в замке, дверь послушно распахнулась.
Едва СЧХ вошёл в дом, точнее, на летнюю терассу, или как её называли дальневосточники, в «сенца», как дверь, ведущая в дом, тоже открылась и на пороге в сумрачном свете проявился силуэт до этой минуты незнакомого Щетинину, пожилого, полного мужчины, в майке и спортивных брюках. На лице хозяина дома светилась лёгкая улыбка.
– Добрый день, Сергей Викторович, – сильным, слегка простуженным голосом проговорил толстячок, протягивая руку. – Не удивлены?
– Нисколько, Юрий Николаевич, – отозвался СЧХ и, не откликаясь на рукопожатие, с силой придвинул к себе первый попавшийся стул. – Наконец-то я вас лицезрею живьём, товарищ декан!
Утренний, холодный туман покрыл собой русло Гилюя, особенно сгустившись в том месте, где расположился лагерь. Видимость стала практически нулевой. Чем и воспользовался Донченко. Бесшумно покинув базу, он ушёл, как сообщил Рыбакову и Савицкому, в разведку.