Всё изменилось в конце августа шестьдесят девятого. Ельцов ночью поднял меня с постели. Выехали к хребту Тукурингра. Двумя машинами. Борисович всю дорогу молчал. Сидел спереди, рядом с водителем, хмурый, злой. К моменту нашего приезда там уже были военные и группа академика. Мы с Борисовичем прошли внутрь палатки. Где я в последний раз увидел Дмитриева. — Старик говорил медленно, с придыханием. Не произносил, выталкивал слова. — Это страшно. Очень страшно. Видеть молодого, некогда красивого, умного, весёлого человека катающимся по земле в собственных испражнениях, в блевотине, с пеной у рта, произносящего нечленораздельные звуки. Видеть безумные, немигающие глаза. Никогда раньше не подозревал, что в безумии глаза меняют цвет. — Шонин потянулся к карману, достал мятую пачку сигарет. — Дмитриев, помнится, тогда укусил одного из солдат. Сильно, до крови прокусил руку. Позже у укушенного было обнаружено бешенство.
— Вы раньше встречались с ним?
— В Благовещенске, на совещании. Нужно сказать, он мне понравился. Наш мужик. Независимое мнение, свой взгляд на поэтапное освоение Дальневосточного региона. Очень талантливый человек. Был.
— Вы сказали, что помогли Ельцову отправить экспедицию на Большую землю. В чём это выразилось?
— Борисович нуждался в технике. На тот момент от экспедиции осталось три человека. Их нужно было срочно вывезти из района. Дмитриева отвезти в больницу. Мы ещё надеялись, что помешательство временное, можно вылечить. Причём сделать всё следовало незаметно. И не в Амурской области, где моментально бы поползли слухи. В Зейском районе сделать подобное мог только я один. Первым вертолётом отправили Дмитриева. Сначала в Читу, оттуда самолётом в Киев. — Шонин закурил. — Думали, там поставят на ноги. На тот момент в Киеве имелся лучший психдиспансер в Союзе. Да куда там… Вторым вертолётом отправили мальчишку, тоже через Читу. Фамилии его не помню. Ну, про остальных-то вы знаете. Один умер. Второй утонул в болоте, не успели догнать, может, и к лучшему. А вот тот, пятый член группы… Ушёл. — Шонин принялся разливать коньяк.
— То есть как «ушёл»? Куда?
— В тайгу, куда ещё.
— И?
— И всё. Сгинул.
— Вы сказали: прошёл и остался цел. Что это значит?
— Это значит, он посредством кургана вошёл в контакт со Вселенной и стал Посвещённым. Только и всего.
Генерал потёр кончик носа указательным пальцем.
— Скажите, именно после случившегося вы дали согласие на скорейшее затопление района?
— Чуть позже. — Алексей Михайлович прикурил, глубоко затянулся дымком. — Я ещё некоторое время колебался. Пока в ноябре того же года мне не доложили о том, что в районе заметили новую группу «туристов». Поначалу решил, проводят повторную поисковую операцию. Связался с Ельцовым. Тот тут же прилетел. С помощью милиции задержали. Ребятки оказались ваши, из Комитета. И не просто гэбэшники, а из Главного управления.
— Любопытно. И что произошло потом?
— Ничего. Отправили назад, и дело с концом.
— И более они не появлялись?
— Как же… Весной прибыли. Семь человек. И снова из столицы! И снова в то место! Еле сплавили. А через год человек двадцать крутилось на Тукурингре.
— И всё «конторские»?