— Нет, — соврал, сам не зная почему, профессор. — Захотелось посмотреть дневники Колодникова. А её перед моим приездом ограбили. Представляешь?
— Неприятно, — выдохнул Ельцов. — Как Николаевна?
— Нормально.
— Это хорошо, что так, — декан поднялся со стула. — Передавай привет. Кстати, завтра у Иры Блинниковой день рождения…
— Меня не будет. — Урманский вытянул из портфеля портмоне, достал несколько денежных купюр. — На подарок.
— То есть как? — Ельцов деньги взял, но продолжал стоять на месте. — Ты что, хочешь Ирку обидеть?
— Передай мои самые наилучшие пожелания. — Александр Васильевич произносил слова тускло и бесцветно. — Но, честное слово, не могу. Завтра уезжаю. На Граматуху. По местам экспедиции Колодникова.
— Оно тебе надо? — Ельцов всплеснул руками. — Ты что, уже полностью решил плясать перед этим мальчишкой?
— Дело не в том…
— Именно в том! — Юрий Николаевич слегка повысил голос. — Впрочем, поступай как знаешь. Но поверь: всё это… — Он почему-то указал пальцем на небольшую статую Дон Кихота, стоявшую на столе заведующего кафедрой.
Дверь за Ельцовым захлопнулась.
Урманский налил из чайника холодной воды в стакан: вот и начались нарекания. А ведь ещё и до дому-то дойти не успел.
Щетинин аккуратно разложил перед собой распечатанные материалы, присланные из Москвы на скрытый электронный адрес.
Первая «посылка» от Вилена Ивановича. После чего СЧХ уткнулся в экран монитора и в третий раз перечитал сопроводительное письмо. Точнее, ту его часть, где генерал указал на то, что «Гюрза» в Амурской области действует на свой страх и риск. Никакого приказа из Министерства обороны или каких-либо иных структур руководители подразделения не получали. Зато восемнадцать контрактников (увидев цифру, подполковник, не сдержавшись, присвистнул), служащие одной части, в том числе и те, чьи фото СЧХ выслал дядьке, одновременно подали рапорт на отпуск. И… одновременно в него ушли.
Щетинин с силой потёр кончик носа пальцем: к выпивке, что ли? Ещё раз перечитал сообщение. «Что ж, — мысленно проговорил подполковник, — значит, с „Гюрзой“ можно не заморачиваться. Достаточно поставить в „неловкое положение“. Ребятки захотели срубить бабла на беспределе. Устроим им свой беспредел… Так, а что у нас по академику?»
Щетинин сунул в рот сигарету, прикурил, углубился в чтение материалов.
Листов оказалось семь. Отчёт Колодникова перед комиссией Академии наук о проделанной экспедиции 1968 года. Отчёт, до которого генерала Щетинина, не последнего человека в иерархии спецслужб, допустили только с третьей попытки. И то после звонка одного очень серьёзного человека.
Сергей принялся отыскивать в первую очередь те места, в которых упоминались злосчастные блоки, о которых говорил Рыбаков. Впрочем, увлёкшись, он стал читать всё подряд.
«…Обследовали поверхность сопки. Нами не было найдено ни единой вещицы, которую можно было бы связать с памятником. Мною было принято решение расширить поиски и уделить более пристальное внимание окрестностям поселения (если оно таковым являлось). Добраться до него можно было только с одной стороны — по узкой тропе. С других сторон сопка имеет либо отвесную скалу, либо настолько крутые склоны, что по ним почти невозможно подняться. Практически сопка неприступна, к тому же имеется ещё одно очень серьёзное неудобство для тех, кто захотел бы здесь поселиться, — отсутствие воды. Кто же тогда оставил после себя строгие ряды (!) пустых западин одинаковых размера и формы? Судя по количеству западин-жилищ, здесь могли разместиться несколько сотен человек. Но зачем? Заниматься земледелием на этом „пятачке“ невозможно, разводить животных — тоже. Приходим к выводу: здесь когда-то располагался военный лагерь каких-то племён. Кто это был — загадка!»
СЧХ бросил взгляд на часы: Рыбаков уже как два часа должен был прилететь. Наверняка сначала домой поехал, сукин сын. Совсем от рук отбился. Щетинин достал мобильный телефон и хотел было набрать номер майора, но передумал и снова принялся за чтение.
«…Подобные нуклеусы, а также техника обработки камня характерны для неандертальцев. Что подтверждает выводы директора Института археологии и этнографии, академика Вакуленко (1947 год) об открытии ранее неизвестной культуры на территории Приамурья, культуры эпохи неолита». Эта фраза академиком, судя по всему, специально вставлена в отчёт: основное направление исследований Колодникова — период позднего неолита. И без оного неолита в отчёте никак не обойтись.
А вот дальше. «…Выходы скалы не походили на затопленные каменные бруски. Однако нами открыт новый археологический памятник, причём значительно более древний. Долина водотока довольно широка…»